Токкэй приподнялся на постели и внимательно взглянул на говорящего.
– Ты должен дать ей имя, – продолжал старик, – и сидеть перед картиной каждый день, непрерывно думая об этой девушке и ласково призывая ее, пока она не откликнется…
– Откликнется! – вскричал влюбленный в изумлении.
– Да, – ответил старый ученый. – Она тебе ответит. И тогда ты ей дашь…
– Я жизни не пожалею! – перебил Токкэй.
– Слушай внимательно. Ты протянешь ей чашку с вином. Это вино ты по капле смешаешь из купленного в ста разных лавках. Она сойдет с ширмы, чтобы принять угощение, и, вероятно, сама скажет тебе, что делать дальше.
С этими словами старик ушел. Отчаяние Токкэя как рукой сняло. Он немедленно уселся перед картиной и стал ласково звать девушку по имени (японский автор, впрочем, забыл нам его сообщить). Он долго не получал ответа. Но Токкэй не терял веры и терпения, и однажды вечером рисунок наконец отозвался:
– Хай! (Да!)
Токкэй поскорее налил в маленькую чашку смешанного вина и почтительно поднес девушке. Та сошла с ширмы, ступила на циновку и приняла угощение. С очаровательной улыбкой она спросила:
– Неужели вы так горячо меня любите?
Рассказчик пишет: «Она была гораздо красивей, чем на портрете, – прекрасна до кончиков ногтей, совершенна сердцем и нравом, милее всех на свете». Какой ответ дал ей Токкэй, неизвестно; положимся на воображение.
– Не наскучу ли я вам? – спросила она.
– Никогда в жизни! – ответил Токкэй.
– А потом?
Известно, что японки не удовлетворяются обещанием любви лишь в одной жизни.
– Давайте обручимся друг с другом на семь жизней! – взмолился Токкэй.