Там висело белое платье.
Таня вскрикнула и прижала ладошку к губам. Это была левая рука, но девочка не почувствовала никакой боли. Она зажмурилась и долго боялась открывать глаза: вдруг это показалось. Потихоньку, сквозь ресницы стала вглядываться в нутро шкафчика: платье было на месте. Теперь Таня смотрела на белое чудо распахнутыми в пол-лица глазами и не дышала. Она протягивала к нему руку, но робела прикоснуться: вдруг оно исчезнет.
На её вскрик из группы выглянула воспитательница. Она ждала Таню и этого самого момента. Рано утром вешая платье в шкафчик девочки, Елена Валерьевна представляла реакцию Тани – предвкушала и сама радовалась, как ребёнок. Сейчас, улыбаясь, она остановилась в дверях, в носу предательски защипало. Она сквозь наплывшие слёзы смотрела на детское счастье. И это тоже было счастье.
– И чтоб никакого алкоголя! – строго наказал худрук Николай Александрович и с улыбкой подмигнул, процитировав героя Буркова из «Иронии судьбы»: – «Всем надо быть в форме, всем надо Новый год встречать».
Артисты, занятые в «Щелкунчике» тридцать первого декабря, решили отметить премьеру. Скрепя сердце он попросил их сделать это по-быстрому и по-тихому. Договорились, что в 23:30 в театре никого не будет. Собрались в самой большой гримёрке. Принесли кто что – по заранее оговорённому списку. Ну и, конечно же, как это без шампанского в Новый год?
– За премьеру! С наступающим! Пусть всё плохое останется в этом году, а сказку мы возьмём с собой в новый.
Протянутый Кириллом бокал Вика выпила быстро. Она всё порывалась рассказать ему о том, какие новые чувства переживает. Ей необходимо было выговориться, поделиться, иначе, казалось, её разорвёт. Она никак не могла прийти в себя после спектакля. Кажется, что осталась там, за кулисами, откуда на сцену выбежала уже Машей. Это было настоящее чудо.
– Ты понимаешь, я так боялась всё время – напряжение зашкаливало, а как только сделала первый шаг на сцену, отпустило, от страха не осталось и следа: я как будто попала в зазеркалье. Это уже была не я, понимаешь? – Вика впилась пальцами в руку Кирилла и, почти вплотную приблизив к нему своё лицо, горячо шептала: – Я не понимаю, что это. Да, оркестровое исполнение гениального Чайковского – это нечто, но я слышала его десятки раз и могу пропеть от начала и до конца весь балет. Да, я чувствовала, как на высоких поддержках дух захватывает, но мы с тобой репетировали их, и его всегда захватывало от страха. А тут – от восторга, понимаешь? Да, сцена даёт совсем другое ощущение по сравнению с классом! Но не в первый же раз я на неё вышла – и прогоны на ней были, и разводная. Однако ж ничего подобного я не испытывала. Что это? У тебя похожее?