Снова, стоя под дверью, старалась расслышать звуки в подъезде, потом подходила по очереди к окну в зале, на кухне и слушала улицу. Но вскоре в подъезде и на улице воцарилась полная тишина. Двор и дом уснули.
Тогда Таня включила радио на кухне, на всю громкость. Там кто-то пел, от этого девочке казалось, что она дома не одна, и стало чуток веселее.
Вдруг услышала крики на улице. Очень громкие и какие-то злые. Они нарастали и приближались. Сердце заколотилось так сильно, что, кажется, упало со своего места и скатилось сначала в живот, а потом – в пятки. Сильно захотелось в туалет. Мигом погасила везде свет, а то с улицы его могут заметить, и тогда придут к ней сюда – кричать и ругаться. А так она спряталась. Прижала Щелкунчика и Лялечку к себе покрепче и замерла.
На улице продолжали горланить и вопить. Что-то стукало, грохало и шлёпало. Раздавались странные звуки. Таня вся сжалась в комок. Вспотела.
Через какое-то время голоса стали удаляться, и наконец всё стихло. Но Таня не хотела зажигать свет, хотя жутко боялась темноты и обычно засыпала с включённой настольной лампой. Но сейчас ей казалось, что именно темнота её спасёт, укроет. И радио с телевизором не надо, чтобы не привлекать внимания. Тишина и темнота, чтобы никто её не увидел и не услышал. Стать незаметной, невидимкой.
Она легла на диван, поджав ноги к самому животу. В нём сейчас сидел страх. Тане казалось, что если она его выпустит, то он заполнит всю комнату и поглотит её. А прижав его ногами, она удержит его, и он уйдёт.
Скоро она задремала.
Разбудил грохот в коридоре. Таня вскочила. Сердце билось в горле. Спросонья пыталась понять, куда бежать, где спрятаться. В носу появился какой-то странный запах, похожий на больничный, вперемешку с тем, что бывает на улице после дождя. И слабость в руках и ногах. Таня не могла сдвинуться с места – её как приклеили к дивану.
И тут она различила голоса. Мамин и папин. Опять пьяные и шумные. Но это были они, её родители. Таня расплакалась – от радости и облегчения. Она не пошла к ним навстречу. Ей было вполне достаточно того, что они дома: любые, хоть какие. Она не одна.
Снова легла. Не успевшее остыть нагретое место приняло девочку в своё тепло, укутало, убаюкало. Привычная ругань за стенкой звучала сказкой на ночь. Таня с облегчением вздохнула, обняла Щелкунчика с Лялечкой и закрыла глаза.