Игра не по сценарию - страница 24

Шрифт
Интервал



* * *


Пользуясь состоявшимся знакомством, и приехав в Мюнхен в следующий раз, Герда позвонила по телефону семье Ганфштенгль, и её пригласили в гости.

Для любимого внука Эгона не хватало молока, и мать Эрнста (Эрна) и его брат Эдгар приобрели ферму возле Уффинга на озере Штафель, у подножия Альп. Герде, при знакомстве с этой супружеской парой, показалось интересным, что в роду Эрнста все имена начинались с буквы «Э». Она усматривала в этом что-то необычное и, как это не покажется странным – мистическое. Если под букву «Э» подвести числовое значение, то оно соответствовало бы цифре четыре, отвечающей за здоровье. Если следовать этой теории, то, вся семья Ганфштенгль, благодаря имени, начинающемуся с буквы «Э», программировала себе силу, прекрасное самочувствие и недюжинное здоровье.

– У Вас, милая фрау Герда, появилась чудесная возможность хорошо отдохнуть в нашем доме, а у нас, побыть в Вашем приятном обществе, – любезно сообщил ей хозяин дома.

Большую часть летнего времени, Эрнст Ганфштенгль, с австрийским писателем Рудольфом Коммером, работал над сценарием для фильма на вилле в Гармиш-Пантенкирхене. И, несмотря на то, что работа была творческой и очень интересной, всё равно оба устали. К сожалению, фильм так и не был создан, хотя привлекался такой известный и замечательный актёр, как Макс Палленберг и его жена Фритци Массари.


Эрнст рассказал, как он познакомился с Адольфом Гитлером. И этот рассказ показался Герде забавным.

– Американскому посольству в Берлине понадобилось, чтобы их человек, капитан Трумен-Смит разведал, что представляет собой в Баварии нацистская партия, а так же один из её главных ораторов, в Мюнхене. Они, дескать, обеспокоены тем, что вдруг вся Бавария превратилась в очаг политической агитации, – рассказывал Эрнст. – По их сведениям, немцы считали, что только у Гитлера есть самая убедительная линия относительно германской чести, прав для рабочих и нового общества. Поэтому меня попросили встретить их военного атташе капитана Трумен-Смита и сопровождать его, а так же присмотреть за ним (мало ли что). На следующий день ему уже надлежало отбывать в Берлин. А у него остался билет на митинг, который должен был состояться, как раз 22 ноября 1922 года (в день его отъезда). На платформе вокзала мы столкнулись с Альфредом Розенбергом. Капитан вручил мне свой билет на митинг и уехал. А я, вместе с Розенбергом, отправился на трамвае к пивному залу «Киндлькеллер», где должен был состояться означенный митинг. Зал имел форму прописной буквы «L» и был забит до отказа. Но, благодаря Розенбергу, нам удалось протиснуться через толпу и пристроиться около столика прессы. Гитлер у баварского правительства, а так же в полицай-президиуме, считался возмутителем спокойствия. Он только что был выпущен из тюрьмы, где отбывал наказание за действия в поддержку баварского сепаратиста Баллерштедта. Полиция опять могла его арестовать. Гитлер обладал оригинальным, потрясающе едким и насмешливым юмором, – хохотнув, проговорил Эрнст. – Однако все его высказывания не звучали оскорбительно. Это была интересная иносказательная ирония, подкреплённая мимикой и жестами. Он привёл в пример турка – Кемаля Ататюрка, и итальянца – Бенито Муссолини, который, за три недели до этого, совершил свой исторический марш. Гитлер говорил, что евреи подло наживаются на страданиях немецкого народа. Затем темп его речи возрос. А жестами рук и модуляцией голоса, оратор подчёркивал основные места сказанного, акцентируя внимание на значимости проблемы. Люди упивались каждым, сказанным им словом. Эта игра голоса, жестов, мимики завораживала. Телохранитель Гитлера Ульрих Граф, следовал за ним повсюду. Так вот с его слов, в некоторых странах, за голову Гитлера даже была назначена награда. С усмешкой, Ганфштенгль привёл афоризм Ницше: «Первые сторонники какого либо движения никогда не предпринимают ничего против него».