Эвианн растеряно отряхнула пыль с рукава своего просторного платья и, нацепив, самую безрассудную из своих улыбок поспешила домой. Город был знаком и исхожен ей до самой тайной и незаметной тропки, многие она проторила сама, вопреки человеческой линейности, понаделав в округе тропы желания. Сегодняшний день начинался с обещания многочисленных забот, но чужестранцы, явившиеся в город, принесли волнения и тревоги, а предательская память подмечала повторяющиеся события, предрекавшие ее долгое одиночество. Пробегая знакомые улочки, медленно она никогда не умела ходить, она раздаривала улыбку и приветствия всем встречным: «Здравствуйте, добрый день!» – твердила не переставая она, и если новоприбывшие могли посчитать ее сумасшедшей, то только сегодня, в свой первый день в городе, завтра же они, как и все местные обитатели будут с улыбкой узнавать ее и здороваться в ответ. Добежав до дома, она рухнула на крыльцо и ее уставшие щеки облегченно осели в привычный овал, который от неожиданности нервным тиком отпрыгнул на левой щеке, брови сдвинулись напряженно в угрюмую складку, а руки безвольно упали от набежавшего бессилия. Ей захотелось спрятаться, исчезнуть, закрыться в доме на все замки и никогда не отпирать дверь. Но, посмотрев на свой уютный, сросшийся с ней каждой ветхой царапиной дом, который улыбался ей, точь-в-точь как она: прилипшей, неизменной улыбкой, выпучив свои добрые, но такие несчастные прямоугольные глаза и с ужасом ожидал, что она вдруг решит сделать его своим убежищем – она передумала. Старуха улыбнулась ему по старой дружбе и, всхлипнув, быстро-быстро пошла от него прочь, туда, где пряталась в детстве. А дом, улыбаясь, поник под тяжестью набежавших на него туч. Она уже не шла, а бежала, углубляясь все дальше, в непроходимое поле из зарослей непролазной травы, все дальше, в лес, к тому тайному укромному месту, охранявшие ее детские тайны. Она так давно не была здесь, что память порой подводила ее. Наконец, она нашла. Дерево с густыми ветвями до самой земли, с дуплом-пещерой в массивных корнях, торчащими над землей, выметенные ветром и огрубевшие от времени. Старушка обрадовалась и неловко забралась под корни. Кажется, она больше не помещалась здесь, скрючившись протискивалась она. «Хоть, запах остался тот же!» – одуряющее мокрого дерева, сырого и мягкого от мха, наросшего на него. Прильнув к своему детству, она расплакалась от тяжкого знания своего безвременья.