– Вы так добры ко мне, с самой первой встречи… – она на миг прикусила губу. – Не знаю, чем заслужила это, и не знаю, как смогу вас отблагодарить…
– Ох, Гвен, – сквайр с шутливым укором покачал головой. – В нашу первую встречу вы мёрзли на пустой станции. Мог бы я после считать себя порядочным человеком, если бы оставил вас там? Сейчас же… Сейчас вы – мой друг, я надеюсь. Вы ведь не откажетесь им быть?
– Конечно, нет!
– А что касается благодарности, – продолжил альд Линтон, будто не услышал поспешного согласия и не заметил, как вспыхнули её щёки, – я не отказался бы от чая. Ведь в прошлый раз мы условились поговорить за чаем, да?
И они действительно пили чай, сидя за столом в кухне, так как в квартирке Гвен не имелось гостиной. Видимо, никто не предполагал, что деревенская учительница будет принимать у себя посетителей, тем паче таких. Особенно Талула. Она суетливо переставляла посуду, поправляла скатерть и поминутно интересовалась, не желает ли благородный альд чего-либо ещё. Лишь после того, как гость в третий раз похвалил её пирог, женщина успокоилась и наконец-то догадалась, что не стоит мешать разговору.
Беседа вертелась в основном вокруг книги Гвен, но иногда альд Линтон спрашивал и о другом, и важно было не утратить бдительности и, забывшись, не сказать что-нибудь, чего никогда не сказала бы настоящая Гвенда Грин.
– Моё присутствие вас тяготит? – нахмурился Карлион Линтон, заметив, как она напряжена.
– Нет-нет, я просто задумалась о ваших словах. Вы предложили мне стать вашим другом, но, боюсь, общение со мной не будет вам в радость. Понимаю, вы скучаете по сестре и… – Гвен благоразумно умолкла, в последний момент осознав, какой бестактностью будет упомянуть сбежавшую супругу, и покачала головой: – Я не смогу заменить тех, кого вам так недостаёт.
– Вы не замените. Но вы можете стать для меня чем-то новым.
Сказано это было так серьёзно, что Гвендолин стало не по себе.
После отъезда альда Линтона она не раз вспоминала их разговор. Но волнующие недомолвки постепенно уходили из памяти, и в конце концов остались лишь мысли о предстоящей встрече с издателем.
Предвкушение сменялось паникой, страх – новым восторгом, мечты – боязнью разочарования, и так бесконечное множество раз в течение нескольких последующих дней. От тревог не отвлекали ни занятия с детьми, ни визиты Джесмин. Лишь вечерами, катая в руках каменный шарик, Гвен могла забыть о переживаниях.