Женщина стряхнула с плеч и воротника снег, который непрерывно валил с утра и, осматриваясь, молча прошла мимо Амалии к столу, где в недоумении застыли трое Лейс. Затем, так же ничего не объясняя, она прошла в родительскую спальню. Амалия видела в проеме двери, как та аккуратно и даже нежно погладила стоящую там колыбель. Потом нежданная гостья заглянула в детскую и напоследок в третью комнату, где раньше спали бабушки. Вернувшись в гостиную, женщина сбросила с себя полушубок на стоящую под окном лавку. Все увидали ее огромный живот.
“Беременна”, – догадалась Амалия, да и ее сестры, наверное, тоже.
– Вы тут вчетвером живете? – спросила будущая мать старшую из Лейс.
Амалия лишь молча кивнула.
– Вещи собираем и освобождаем дом, – немного поразмыслив, добавила, – теперь он наш.
– Почему это наш дом стал вашим? – на плохом русском спросила Амалия, не готовая к такой наглости и не желающая верить в то, что это сейчас происходит с ней на самом деле.
– Здесь теперь будет управление колхоза.
– Подождите, что значит колхоза? А куда нам деваться?
– А это уже не наша проблема. Так что давай, собирайте вещички и проваливайте отсюда.
Широко расставив ноги, женщина устало уселась на стул, где еще недавно сидела Амалия. Взглянув лишь краем глаза на лежащие на столе рисунки Мартина, она небрежно смахнула их на пол. Простой карандаш укатился к ногам стоящих у двери непрошеных гостей. Один из мужчин поднял его. Мартин подбежал к тому и попытался вырвать свой карандаш.
– Отдай! – слабым голосом скорее попросил, чем требовал мальчик.
Вместо этого верзила дал ребенку подзатыльник, а карандаш положил себе в карман.
Амалия поспешила прижать Мартина к себе. Сестры молча переглядывались, оценивая ситуацию. Старшая сестра перевела на немецкий, что от них требуют эти люди. Конечно же, нужно было сопротивляться. Худая, высокая Амалия не боялась и подраться. Да и сестры давно уже были не подростками: двадцать один год и девятнадцать. Но девушки хорошо понимали, что силы не равны. Против трех вооруженных мужиков не попрешь. А громкоголосая беременная баба, казалось, по весу была тяжелее всей семьи Лейс. Против этого люда ни силой, ни словами им свой дом уже не отстоять.
– Wir müssen gehen, – разведя руками, Амалия печально произнесла в сторону домочадцев.