Увидев, что его родители затеяли очередную ссору на пустом месте, Франсуа, закрыл «Критику политической экономии», встал и вышел из кабинета, исказив тонкие, надменные, отшлифованные аристократическим происхождением и воспитанием черты бледного, осунувшегося лица со впалыми щеками, той гримасой недовольства, которая выражала глубокое сожаление, что ему и на этот раз не дали что-либо понять в «Капитале». В детстве его забавляли ссоры родителей, случавшиеся порой из-за одного ничтожного слова, он даже подбрасывал им темы и поводы для них, невинно и открыто доносил одному на другого, но теперь постоянные скандалы немало раздражали Франсуа. Скоро он должен будет превратиться в такого же неврастеника, как и его мать. Что связывало вместе его родителей – английского лорда и французскую красавицу легкого поведения? Только то, что когда-то они произвели равноценный обмен – она подарила его очерствелой душе, озлобленной на весь человеческий род и потерявшей всякую надежду, жизнь, полную приключений, а он разглядел в ней – авантюристке по происхождению и образу жизни, – серьезную женщину, которая теперь основательно вела дела старинной семьи из графства Гэллоуэй. У обоих было одно единственное мгновение счастья за всю жизнь, когда 17 лет назад в результате совершенного обмена в Париже на свет появился Франсуа. Теперь Максвеллы жили в Лондоне на ренту от былого счастья. Что же касается любви, то её никогда и не было. Была страсть, безумная, безудержная, была ненависть к общественным устоям, наконец, была безмерная жалость каждого из них к самому себе. И отказываться от этой себялюбивой жалости они не хотели – каждый слишком дорого заплатил за право быть самим собой, чтобы отказаться теперь от самого себя, т.е. полюбить кого-то иного. Они уважали друг друга, они помогали друг другу, они были самыми близкими людьми на земле, но никто не хотел уступать другому ни единой привычки, ни единого приема в общении. Они были бы прекрасными, лучшими и вернейшими друзьями, если бы не жили как муж с женой, но у них было их майоратное, нераздельное владение, в котором каждый из них видел себя и которое любил, как себя, даже больше, т.е. готов был пожертвовать собой. Вот они и жертвовали собственным душевным благополучием ради своего Франсуа.