Потом завершилась работа над ошибками, и родился наш первый сын. Я тогда совершенно не понимала, что со второй беременностью моей настоящей внутренней потребностью было все исправить и закрыть гештальт. И я прилагала все усилия, чтобы в этот раз все прошло идеально.
Вот таким кривым путем я пришла в материнство и оказалась абсолютно к нему не готова. То есть теоретически я была подкована и рекомендации доктора Комаровского могла цитировать, не просыпаясь, с любого места. Вот только тот момент, где он настаивает, что главное для ребенка – счастливая отдохнувшая мама, я напрочь пропустила. А тут еще обнаружилось, что существует в природе послеродовая депрессия, с которой я познакомилась сначала на собственной шкуре, а уже только потом – по имени.
Чем труднее мне было с ребенком, тем сильнее мне хотелось уже просто молиться на его отца. Я так уставала от беспрерывного взаимодействия с малышом, что каждая крупица помощи, каждое маленькое действие со стороны мужа казалось мне подвигом. Потому что от меня еще одна смена подгузника или необходимость еще раз встать ночью действительно потребовала бы героических усилий, и мне казалось, что это будет последним, что я сделаю перед выходом в окно. Значит, меня практически от верной смерти спасают, ну чем не подвиг?
Мой партнер виделся мне идеальным мужем и отцом. Мое критическое мышление в тот момент находилось в коматозном состоянии. И только много позже я осознала, что для отца проводить время с малышом – это совершенно нормальный, а вовсе не супергероический поступок. Ведь мужчина не взаимодействует с ребенком 24/7. Поэтому когда он первый раз за день берет его на руки, провести время с сыном ему не трудно, а, может быть, даже наоборот – приятно и радостно. Просто потому что долго не видел и соскучился, ведь это и его сын тоже.
Потом мы адаптировались, и, вроде, все наладилось. Но еще через какое-то время внутри появилось ощущение неудовлетворенности жизнью, для которого (как я была убеждена) у меня не было никаких оснований. Ведь у меня же есть все, о чем я мечтала. Почему тогда мне некомфортно, неуютно, не так? Почему в любую свободную минуту мне хочется смотреть документальные передачи про крушения поездов и самолетов, и книги я выбираю про маньяков и убийц, болезненные и полные отчаяния? Что со мной не так?