– Ты ёбнутый? Я тебе отведу! На фишку уебись.
Мне пришлось уебаться на фишку. А Татарин, я видел издалека, сидел и кивал ещё около часа. Потом куда-то исчез. Я простоял на фишке до утра.
С рассветом Татарин пришёл меня сменить. Когда он приблизился, я увидел, что его волосы полностью седые – чёрными остались только брови. Он молча посмотрел на меня взглядом, полным такой глубокой печали, что у меня навернулись слёзы.
С тех пор Татарин не говорил. Его обследовали врачи, была речь о том, чтобы комиссовать его домой, но потом всё же решили, что проще ему уже дослужить. Тем более, он вроде был не против. Судя по его поведению, ему теперь было действительно всё равно, он делал всё чётко, спокойно и без эмоций, а любую боль терпел как должное – универсальный солдат.
* * *
К нам прикомандировали контрабаса по кличке Большой – как ты, читатель, можешь помнить, так же называли одного из дедушек, но удивляться тут нечему, эта кличка довольно распространена в армии. Большой-контрактник был высокий широкоплечий хакас с поеденным оспой лицом. Днём он работал в ротной канцелярии, встречая прапорщиков и офицеров, а ночами оставался дежурным по роте. Громкий, резкий, справедливый – дедушки его уважали. Со мной Большой, в отличие от почти всех других, себя вёл по-человечески. Может, просто мало знал обо мне. Иногда брал меня с собой в город, чтобы я помог ему выполнить какое-нибудь поручение командира роты.
Командир роты был долговязый слоняра-капитан с южными чертами лица, огромным носом, печальным взглядом и непреходящим капризным выражением недовольства в голосе. В роте он появлялся крайне редко, а когда появлялся, никто его особо не слушал. Фактически ротой правили три прапора: Гирский, Кривогорницын и Старшина, фамилию которого я не помню.
Старшина был двухметровый, эффектно седой усач с вкрадчивым полубезумным голосом что-то замыслившего Никиты Михалкова. Вот уж кто точно считал, что достиг Великой русской мечты. Старшина учил нас:
– У человека ничего красть нельзя, да, никогда… Вот у государства – сколько угодно!
Как только в расположении появлялся Старшина, мы знали, что сейчас будем что-то выносить. Он брал с собой десяток солдат, мы отправлялись в столовую, на склад или в танковый парк и выгружали сахар, муку, рыбу, масло, бронежилеты, провода, ткань, покрышки… Добро грузили в таблетку или УАЗ, и водитель увозил его вместе со Старшиной в неизвестном направлении. Иногда Старшина оставлял нам за молчание какой-нибудь презент – например, коробку сахара. В общем, он нам нравился.