– Мне бы твою броню. – Голос ее дрожал. – Теперь я понимаю, почему мама не смогла с тобой. Ты эгоист, пальцем не пошевелишь, чтобы помочь. Ну и черт с тобой!
Алина выскочила из мастерской, хлопнула тяжелой дверью, едва не улетев в проем винтовой лестницы. С тех пор она с отцом, можно считать, не общалась. Так, пару раз случайно пересеклись в городе, отец приглашал в мастерскую, звал посидеть в кафе, но Алина всякий раз уходила от разговора. Тогда это ей казалось логичным. Сегодня – жестоким. До боли, до мышечного спазма в горле. Броня берегла отца от критики, от близких, от жизни, но от болезни и смерти не уберегла. Отец умер больше трех месяцев назад от коронавируса, и этот факт обойти уже невозможно.
Потом она не раз прокручивала тот разговор в мастерской, сожалея о несостоявшихся встречах и несказанных словах, обвиняя себя в черствости, негибкости, высокомерии и бог весть каких грехах, которые рушат и без того хрупкие мосты между людьми. А вчера позвонили из Союза художников, попросили забрать из мастерской отцовские вещи: помещение хотят отдать кому-то другому – не пустовать же государственным метрам.
До мастерских Алина добежала быстро, минут за десять. На бело-сером фоне февральского неба отчетливо выделялись две широкие восьмигранные башни – Северная и Южная, называемые в народе Касей и Басей. Как будто цветные карандаши – розовый и персиковый – воткнули в землю острыми носами среди унылых пятиэтажек. Было в этих башнях что-то восточное: то ли форма, напоминающая индийскую ступу, то ли арочные окна с пилястрами, то ли кружевные пояса карнизов по краю.
Мастерская отца находилась в Северной башне. По скрипучим ступеням Алина поднялась наверх. Третий этаж, а по ощущениям – почти небо. «Зато звезды светят ярче и дураки не слышны», – кажется, так говорил отец. За деревянной дверью – круглая комната, выбеленные стены с высокими потолками и картины – повсюду картины. Если ловить дзен, то только здесь.
Над столом, заваленным кистями, мастихинами, тюбиками и баночками красок – первозданный хаос! – она заметила карандашный рисунок, сделанный неумелой детской рукой. Малиновая лошадь скачет по небу, ее пышная грива топорщится одежной щеткой. По нижнему и верхнему краю листа, будто в зеркальном отражении, тянутся поезда многоэтажек. В нижнем углу отцовской рукой сделана пометка: «Алина, 5,5 лет». Ее рисунок! Странно, она никогда не видела его здесь. Может, отец повесил уже после ссоры? Теперь не узнать.