Кострами взвейтесь, ночи синие,
И до утра останьтесь с нами,
Играя с невообразимыми
Грозы заждавшейся огнями.
Буди нас, «Зорька пионерская», —
Мы сохраним секунды эти,
Прищурясь, как от света резкого,
От звуков горна на рассвете.
По воле старших крепко сбитые
В отряды, звенья и дружины,
Мы держим строй. Страной забытые,
Мы помним все, покуда живы.
В безлюдном августовском лагере
Мы не закрыли смену третью.
Листвою палой, точно флагами,
Дорогу устилая смерти.
На будущее переносится
Армагеддон – игра «Зарница».
Кто, кроме нас, в атаку бросится,
Кто на Донбассе станет биться?
Года, рассыпанные бусами,
Последний вздох на самом старте.
Мы пионеры, а не трусы мы.
Семидесятые, настаньте!
Из прошлого не убежать,
Что было где-то и когда-то,
Лишь время, мальчик угловатый
В куртяшечке, подбитой ватой,
Нудится стрелки придержать.
Часы – твой друг, часы – твой враг,
Но как забыть крутой овраг,
Где мы на палках фехтовали,
А после водку разливали
И уплывали, кто куда,
В неназванные города,
В не нареченные места,
А рядом школа, метрах в ста.
Уроки шли тогда в две смены,
Кончались затемно уже.
Толпились Иры, Оли, Лены
В фойе на первом этаже.
Незабываемая сцена,
Хоть смыта белых бантов пена
Волною прожитых годов,
Что не оставила следов
Тех одноклассниц легкоступных,
Что – хоть зови, хоть не зови, —
Необратимо недоступны,
Вне зоны связи и любви.
Игорю Дедкову
Шел человек по Костроме,
Упрямо и неспешно,
И всем, кто встретился в пути,
Он говорил: «Конечно».
Конечно, свет сильнее тьмы,
Хоть побеждает реже.
Конечно, надо жизнь менять,
Но наверху – все те же.
А на дворе, а на дворе
Был год семидесятый.
Шел человек по Костроме —
Несломленный, несмятый.
Придут семь бед – готовь ответ,
Как ученик примерный.
И всем, кто встретился в пути,
Он говорил: «Наверно».
Смешон, наверно, идеал,
Но он всего дороже.
Наверно, нас спасет лишь то,
Чего и быть не может.
А на дворе, а на дворе
Был год восьмидесятый,
И пацифисты не нужны,
Зато нужны солдаты.
Шел человек по Костроме —
Литературный критик,
Борец, оратор, полемист,