– Мне мой врач… посоветовал чаще смотреть вдаль.
– И вы выглядываете красивых дам на набережной?
– Да что вы. Так, прогуливаюсь. Вы одна?
– Одна. Как видите, – в интонации Марины сопротивлялись определенное недовольство и неопределенная радость одновременно. – Знаете, люблю вечером прогуляться в одиночестве.
Под свитером на нем – майка с какой-то надписью не по-русски, а его большие загорелые и сильные руки как-то очень по-молодежному были запущены в карманы. На вид он был немного старше Марины, но одежда выдавала или спортивное телосложение или то, что она ничего не понимала в мужском возрасте.
– Я вижу, что вам как-то некомфортно, что ли. Неуютно.
– Да нет, мне…. Да, мне хорошо.
– Ох, эти вечные русские неуверенные отрицания.
– Я слушала шум волн. По вечерам так особенно волны плещутся, вы никогда не прислушивались?
– Не только по вечерам. Ночью еще отчетливей слышен этот плеск. Вот, вы слышите ритм? Волна набегает – ш-ш-ш! – и отступает…
Его лицо вдруг приблизилось к ней, а его руки делали какие-то волшебные движения в воздухе.
– Это ритм нашей жизни. Это как чередование черных и белых полос. Во всем есть ритм.
– Да, да.
– Жизнь – это движение… ритмическое движение, – его голос стал еще ниже, а руки неожиданно запутались в ее кофте.
– Так, мужчина, руки уберите.
– А смотрите: вон, пароход уже уплыл.
Она резко развернулась в сторону моря, пытаясь взглядом найти белое пятно на черно-синем фоне, но музыка и яркие краски скрылись за скалой.
– Так как же вас зовут, прекрасная незнакомка?
– Марина. А что-то вы так сразу знакомиться вдруг?