Глава 2. Но пускай будет и историческое значение
Июль 1918 года
– О, я продрог, как собака, а ты как раз чаек сообразил, – радовался ввалившийся в комнату Миха. – Спасибо, товарищ. Ты, я смотрю, оклемался слеганца? Пришел-то сюда, будто пыльным мешком стукнутый. Я уж засомневался, того-этого, все ли ладно с тобой…
– Это я с дороги уставший был, – пояснил Максим, наливая хозяину чай в мятую жестяную кружку. – Шутка ли, почти трое суток без сна. Сейчас вздремнул тут у тебя, и в голове прояснилось.
Про трое суток он, конечно, выдумал на ходу, а вот про голову не соврал. Несколько часов сна на нечистом Михином топчане здорово помогли сосредоточиться. Укладывая щепки в топочной камере самовара, Максим одновременно упорядочивал факты и соображения. Рассмотрел снова гипотезы про сотрясение мозга, про деревню сектантов, про квест-рум… Последовательно отбросил все: факты в них не укладывались. Естественная обшарпанность пыльной Михиной комнаты красноречиво свидетельствовала против любой реконструкции. Ясно-понятно…
Чувствовал себя Максим хорошо – синдрома отмены, то есть резкой слабости, как обычно при пропуске приема антидепрессантов, не было и следа. Осмотрев себя, Максим не обнаружил старого шрама на большом пальце левой ноги – лет десять назад купался в шторм и поранился острым камнем – зато нашел два других шрама, даже еще более старых, которых не было вчера.
В Бога и в загробную жизнь Максим никогда толком не верил, но хотелось надеяться, что как-то все не напрасно, что ли. Конечно, Гражданка – не то время, которое кто-то в здравом уме выбрал бы для жизни. Но ведь Максим оказался здесь, да еще в шкуре своего полного тезки, по какой-то причине.
С другой стороны… у него есть документы и деньги. Едва ли цветные бумажки чего-то стоят, а вот британское золото – это надежно. Наверняка можно выбраться в Финляндию… нет, там вроде тоже война… ну, в Норвегию какую-нибудь. Максим превосходно знает английский, за плечами десять лет опыта управления предприятием – не пропадет. Устроится не хуже, чем в родном времени. И… так никогда и не узнает, зачем оказался в этой глуши и какие возможности изменить судьбу страны упустил. Нет, идея эмиграции ради лучшей жизни и в двадцать первом веке была ему неблизка.