Пациент отрешенно смотрел в потолок, лежа на больничной койке. Когда мы вошли, он медленно поднялся с кровати и посмотрел на нас. Все его движения были неестественными, как будто кто-то дергал за невидимые нити, двигая его руками и ногами.
– Эрэ Хае Зэ… Дау Дэи Эрэбар… Натау Эу… – произнес он, в глазах его была пустота.
Я вздрогнул и остановился, а Струков подошел к нему ближе.
– Как вас зовут?
– Эрэ Миру…
Струков повернулся ко мне:
– Что это за язык? Кто он по национальности?
– Он американец… Понятия не имею, что за язык…
Сердце бешено колотилось, я понятия не имел почему, но эти слова внушали ужас. Струков внимательно обследовал пациента, взял кровь (все остальные отказывались) и сделал люмбальную пункцию. Я стоял рядом все это время как парализованный, не в силах и пальцем пошевелить.
За первый месяц по всему миру было зарегистрировано около тысячи случаев шок-деменции, за второй месяц – десять тысяч, а к концу года болезнь достигла статуса эпидемии – больше миллиона случаев. Инфекционного агента, вызывающего болезнь, будь то вирус, бактерия или прион, не удалось выявить. Пути заражения тоже оставались неизвестными – шок-деменция была заразной, но передавалась избирательно. Например, никто из родственников мог не заразиться несмотря на близкий контакт. Но медперсонал мог быть инфицирован за несколько дней.
За первый месяц было установлено, что контакт менее 24 часов с пациентом является безопасным при соблюдении максимальной защиты Класса А – костюма из демрона[1], который защищал против проникающей радиации.
Струков был очень удивлен этими данными, он сказал:
– Итак, теперь у нас есть прямое доказательство того, что сознание – это процесс, основанный на квантовой запутанности[2]. В случае с шок-деменцией какое-то излучение или поле разрушает квантовую запутанность внутри нейронов.
Я хорошо помню протесты возле нашего госпиталя, когда его назначили центром контроля шок-деменции в Бруклине. Массовая истерия уже вовсю началась, люди стояли с плакатами, испуганные и озлобленные. Теории заговора правительства, фармакологических компаний и медицины – все это было. Я вышел из больницы в конце рабочего дня, пошел к машине и увидел разгневанных людей, бегущих ко мне с одной стороны, и полицию – с другой. В меня полетели камни, один разбил мне бровь. Я застыл как вкопанный, глядя на вспышки сирен и полицию, отталкивающую людей от госпиталя. Серое небо было низким и мрачным.