– Хорошо. Что нужно делать?
– Тысяча благодарностей! Позвольте, будьте так добры, встаньте вот сюда, у крыльца. Голову чуть вправо и немного вниз. Да, так, благодарю. Постарайтесь только не очень двигаться, прошу вас.
Он приступил к работе сосредоточенно, словно боясь упустить мгновение. Взгляд его метался от холста к фигурке возле крыльца и обратно, кисточки сменяли одна другую, и, кажется, он даже не глядел, какую из них берёт в руки. Краски будто сами собой смешивались и подбирались в нужные сочетания. Ещё одно пятно, жёлтое, оказалось на его шарфе, а второе белое украсило щёку, когда парень рассеянно мазнул по ней, вглядываясь в свою модель. Девушка слегка скучала, но терпеливо сохраняла почти ту же самую позу, в какую попросил её встать художник. А на холсте постепенно вырисовывался силуэт таинственной незнакомки, вслед которой с карниза над крылечком смотрели кованые львы, и таинственно подмигивали старинные четырёхгранные фонари.
* * *
Теперь она лучше узнала эту его причуду, и не могла не согласиться, что причуда приносит ощутимый, едва ли не волшебный, результат. На картинах, которые украшали маленькую квартирку художника, у подножия одного из холмов Старого Города (в тех кварталах, которые каждую весну отдавали свои подвальные этажи наступающей Реке, и из чьих домов стремились уехать все мало-мальски здоровые жильцы, а нездоровые, кашляющие, отправлялись либо на воды, либо прямиком на кладбище) – на всех его картинах был туман. Город, здания, люди, служили зачастую центральной деталью, точно такой же, какой он однажды сделал её, уговорив не словами, а скорее своим беспомощным видом – но всё равно главным героем картин оставался туман.
Он плыл, полз, стоял, парил, дышал, шептал, окутывал, укрывал, съедал и прятал. Одна из маленьких картин пугала её. Картина изображала раскинувшуюся на мостовой фигуру, похожую скорее на тряпичную куклу, чем на человека. В тумане угадывался силуэт конки, обступившая фигуру кольцом толпа, и страшный ответ на невысказанный вопрос зрителя. А рядом с лежащим мужчиной на булыжники упали его потрёпанный котелок, скромный букет гвоздик и небольшой, ярко-оранжевый велюровый заяц. Эту картину художник в конце концов спрятал в комод, а на её место повесил другую, с жемчужным, светлым туманным утром, и расплывчатыми силуэтами пары, стоящей на узеньком мостку над переулком.