– Решительно, я вам удивляюсь, что с вами делается, ну, не можете вы спокойно лежать…
– Вы ожесточены против меня, молодой человек; хотите меня уязвить. Я это вижу. Вы, вероятно, любовник этой дамы?
– Молчать!
– Не буду молчать! Не дам вам командовать! А, вы, верно, любовник? Если нас откроют, я ни в чём не виноват, я ничего не знаю.
– Если вы не замолчите, – сказал молодой человек, скрежеща зубами, – я скажу, что вы завлекли меня; я скажу, что вы мой дядя, который промотал своё состояние. Тогда по крайней мере не подумают, что я любовник этой дамы.
– Милостивый государь! Вы издеваетесь надо мной. Вы истощаете терпение моё.
– Тсс! Или я вас заставлю молчать! Вы несчастье моё! Ну, скажите, на что вы здесь? Без вас я бы пролежал как-нибудь до утра, а там бы и вышел.
– Но я здесь не могу же лежать до утра; я человек благоразумный; у меня, конечно, связи… Как вы думаете, неужели он будет здесь ночевать?
– Кто?
– Да этот старик…
– Разумеется, будет. Не все ж такие мужья, как вы. Ночуют и дома.
– Милостивый государь, милостивый государь! – закричал Иван Андреевич, похолодев от испуга. – Будьте уверены, что и я тоже дома, а теперь в первый раз; но, боже мой, я вижу, что вы меня знаете. Кто вы такой, молодой человек? Скажите мне тотчас же, умоляю вас, из бескорыстной дружбы, кто вы таков?
– Послушайте! Я употреблю насилие…
– Но позвольте, позвольте вам рассказать, милостивый государь, позвольте вам объяснить всё это скверное дело…
– Никаких объяснений не слушаю, ничего знать не хочу. Молчите, или…
– Но я не могу же…
Под кроватью последовала лёгкая борьба, и Иван Андреевич умолк.
– Душенька! Что-то здесь как будто коты шепчутся?
– Какие коты? Чего вы не выдумаете?
Очевидно, что супруга не знала, о чём разговаривать с своим мужем. Она была так поражена, что ещё не могла опомниться. Теперь же она вздрогнула и подняла ушки.
– Какие коты?
– Коты, душенька. Я намедни прихожу, сидит Васька у меня в кабинете, шю-шю-шю! И шепчет. Я ему: что ты, Васенька? А он опять: шю-шю-шю! И так как будто всё шепчет. Я и думаю: ах, отцы мои! Уж не о смерти ли он мне нашёптывает?
– Какие глупости вы говорите сегодня! Стыдитесь, пожалуйста.
– Ну, ничего; не сердись, душенька; я вижу, тебе неприятно, что я умру, не сердись; я только так говорю. А ты бы, душенька, стала раздеваться и спать легла, а я бы здесь посидел, пока ты ложиться будешь.