Мысли постоянно возвращали меня к Натали. Как я могла не увидеть? Как не заметила того, что теперь кажется очевидным? В её глазах всегда было что-то, на что я не обращала внимания.
Возможно, это было из-за любви к ней, которая тогда словно завеса лежала на моих глазах, не позволяя увидеть правду. Сейчас, когда у меня ничего не осталось – ни эмоций, ни злобы, ни ненависти, – я наконец-то видела всё ясно. Видела всё!
Мы были сводными сёстрами по маминой линии, но сейчас Натали для меня – словно чужой человек, будто я её вообще никогда не знала. Она была старшей из нас троих: Натали – старший ребёнок, я – средний, Ана – младший. Своего отца Натали видела в последний раз, когда ей было всего четыре с половиной года, и это воспоминание было окрашено ужасом, который она носила с собой всю жизнь. Она однажды рассказала мне, что он пытался сделать с ней что-то чудовищное. Говорят, дети в таком возрасте забывают травмы, но Натали помнила всё: как её тело напряглось от страха, как каждое движение ощущалось неправильным, как эти моменты врезались в память, словно киноплёнка, которую невозможно стереть, как бы она ни хотела.
Когда Натали поделилась этим со мной, её слёзы текли, словно бездонный поток боли. Её трясло так сильно, что казалось, она вот-вот задохнётся. Моё сердце разрывалось от боли за неё, но я не знала, как помочь. Самого страшного не произошло – мама вернулась домой в тот самый момент и остановила подонка. Сарра, наша мама, защищала дочь с яростью тигрицы, за что он жестоко избил её, оставив валяться в луже собственной крови. Натали говорила, что даже сейчас могла бы чётко нарисовать этот жуткий момент, как будто это случилось вчера. Мама, собрав последние силы, покинула дом той же ночью, схватив немного одежды и еды, оставив этого человека в пьяном сне в луже собственной рвоты. Натали так и не узнала, пытался ли он их искать или просто вычеркнул из своей жизни.
Следующий год стал для Натали не менее тяжёлым и оставил болезненные воспоминания. Мама едва сводила концы с концами: почти все заработанные деньги уходили на оплату малюсенькой квартиры. Еды едва хватало, и Натали часто вспоминала, как жуткий голод доводил их до изнеможения. Даже стены казались холодными и враждебными, пропитанными отчаянием и безысходностью. Вечерами Натали слышала тихие рыдания мамы за закрытой дверью, сражавшейся с бессилием. Ей было невыносимо видеть, что она не может обеспечить свою дочь даже самым необходимым.