– Что он ел?
– Не помню точно, но что-то жевал. Меня Тамара своим балахоном отвлекла, я ей его выравнивала на плечах, так вокруг крутилась. Могла и пропустить чего, – недовольно сообщила дама.
– Продолжайте.
– После Тамары я сразу направилась к столу поправить табличку, пока беды не случилось. В дверь зашла баба Зина. Девять ноль пять было. Она поздоровалась и сразу ко мне, говорит: «Ого, мои любимые, с картошечкой». Ну, я злонамеренную табличку шофера обратно, к пирожным, и передвинула.
– И вы были уверены, что в пирожных содержится яйцо, а в Брауни – нет? – спросил следователь.
Людмила задорно расхохоталась, аж слезы потекли по щекам.
– Я профессиональный повар-кондитер. Что я бисквит от шоколадного Брауни не отличу?!
Егор вытер ладонью потный лоб. Жанна и сама порядком вспотела продираться сквозь дебри неупорядоченного сознания женщины. Хорошо, что одежда черная, хоть пота не видно, а то у Егорки служебная рубашка уже мокрыми пятнами пошла.
– Ладно, экспертиза покажет. Продолжайте рассказ. Передвинули табличку…
– Баба Зина взяла пирожок с картошкой, я – эклер. Зря! Крем взбит отвратительно. Что за ленивые кондитеры нынче пошли?! Мы раньше до отрыва кисти вручную вилкой взбивали, а они миксером не удосуживаются…
– Взяли эклер. Что дальше? – безучастным голосом промолвил Егор. Устал, бедняга!
– Пошли к компании.
– А чего Василия не спросили, брал ли он пирожные? – поинтересовался следователь.
Глаза Людмилы вылезли из орбит.
– Вот я дура, не догадалась-то! Думаете, из-за этого он помер?
– Разберемся. Дальше чего?
– Меня Тамара попросила свечи установить в дальних углах зеркала. Не видела я задом ничего. Слышала только шаги, потом Тася кликнула Василия: «Принести чего?» Он ответил: «Я сам». Тамара шикнула: «Больше девяти. Хватит жрать. Тася, свет погаси». Таисия выключила свет и пошла в круг. «Начинаем», – сообщила ведунья. Василий прибежал, жевал и чавкал.
– Видели что?
– Нет. Темно, и он в руках ничего не держал, вся еда во рту была.
– Понятно. Дальше.
– Встали в круг, Тамара села на стул, я начала вызывать. Глянула на часы, чтоб десять минут не пропустить. Было девять семнадцать.
– В кромешной темноте разглядели? – опешил следователь.
Людмила театрально вздохнула и, выдержав паузу презрения, сообщила:
– У часов стрелки в темноте светятся, а у меня дальнозоркость, хорошо вдали вижу. Вот в молодости небольшая близорукость была, но я без очков справлялась. Сейчас не получается, прочитать ничего не могу. Я даже к доктору ходила, очки лишь прописал…