Ревизор не вышел рылом в депутатские ряды, по этой причине, самолетом долетел только до Читы. Дальше на колесах. Депутата на вертолете доставят до самой дальней кошары, где под единственным кустом на всю степь случайно «Кадиллак» окажется. Простые же граждане Забайкалья привыкли к маршруткам, такси, автобусам. Не всегда комфортно, зато быстро, дешево и от подъезда до подъезда в любом состоянии. Москвичи известные экономы; такси дорого, частник не выдаст билет, который можно пристегнуть к отчету, в автобусе не позволяет столичный снобизм. И пусть на поезде дольше, купе по стоимости под авиа перевозки, но не из своего же кармана. А суточные капают, капают…
Ревизор, убрал в ящик под нижней полкой пухлый портфель, надежно припечатав её седалищем. За окном плавился асфальт перрона. Красного золота вечернее солнце ярко играло в окнах вокзала, тускло плавилось в пыльной листве тополей. С шутками прибаутками, как к себе домой, вломилась в купе веселая компания в железнодорожной форме. Эх, Забайкальское хлебосольство. Не московские гамбургеры – все натуральное. Вагончик тронулся, дышащий жаром перрон остался. Развевал занавеску встречный ветер, за окном наперегонки с вагонами скакала по перекатам Ингода. Как ни отказывался ревизор, но голод не тетка. И халява!, а на халяву пьют даже язвенники и трезвенники, москвичам же сам президент велел. Не нынешний, а тот, которому памятник поставили и краской зеленной облили. Сало? Огурчики? Картошечка, в пластиковой упаковке, горячая, щедро посыпанная укропчиком и зеленым лучком? Первая колом, а там, как водится, никто их не считает.
Лето. Работают путейцы. Ингода, обгоняя поезд, вольно несет свои воды, а состав стоит на перегоне, пропуская встречный. Тронулся. Ползет, то по правильному пути, то по неправильному, пытаясь догнать самого себя по графику, и все больше отстает от расписания. За окном ночь, редкие огни бывших полустанков и снова тайга. Тусклый дежурный свет в вагонах. Тусклая проводница борется с дремотой. На последней узловой, пока меняли локомотив, немного проветрилась, но от духоты не спасает даже открытая в тамбур дверь. Тук – перестук, тук – перестук гремят колеса. Качнуло вагоны на стрелках. Застучали, забрякали они железными суставами. Притормаживает машинист. Привычно глянула на расписание. Бог мой!