– Ну, с богом. Пока угли нагорят, мы напаримся. Пока девчата перемоются и шашлыки будут готовы. Алексей поцеловал крестик, подержал во рту и прилепил к груди.
– А то обожжет.
Из двери полыхнуло жаром. Банка с квасом запотела на полу у двери. Вечернее солнце ярким лучом в маленькое окошко бани. Ползала по стеклу сомлевшая от жары оса.
– Сейчас ты мне за козла и ответишь. Залазь на полок.
Алексей налил в тазик кипятка, плеснул из банки кваса. Открыл дверь каменки и, отойдя в сторону, плеснул ковшиком на камни. Пш-шшш раздалось из зева. Пара не было видно, только стекла в оконце затуманились, запотели. Оса упала на спину и, шевельнув лапками, затихла. Не от печки, отражаясь сверху, сбоку от стенки, наплывал жар, тонко запахло печеным хлебом. Алексей залез на полок и застыл с веником на коленях.
– Привыкай. Пока три капли с носа не упадет, париться рано.
– А мы веники запаривали и настой с веников на камни лили. Тоже хорошо получается.
– Это осенью или зимой, когда веники сухие. А свежий веник запарь, потом прутьями будешь хлестаться. Листья сразу в кисель. Ну, вот, шкура взмокла. Добавим.
Пол ковша взорвались в каменке. Алексей, устроившись на полке, как веером стал обмахиваться веником. Струи горячего воздуха закружили по бане, обжигая тело.
– Эх, хорошо.
И пошел веничек гулять по плечам, опускаясь ниже, по вытянутой руке, перебросился веник в другую руку и опять по плечам, по руке, по спине, по груди. Обжигает парок, горит кисть, поменял руки. Свежий веник впитывает в себя пот и вот недавно мокрое тело, покраснев, стало сухим. Пот щиплет глаза. Ладошкой студеной воды из шайки, умыть лицо. Еще полковшика в каменку и Михаил сполз с полка на лавку. А Алексей издевается, не хлестнул веником, помахал им над его спиной.
– Не надо.
– Надо, Федя. Надо. И за козла, и за прочее, на будущее.
Михаил сполз на пол и присел на порожек у двери. А Алексей наяривал себя веником, не легкими, гладящими движениями, как в начале, а от души. Хлестко прилипал веник к разгоряченному телу.
– Протопи ты мне баньку по белому, я от белого света отвык, угорю я, и мне угорелому пар горячий развяжет язык. – Блажил Алексей, отбивая такт по плечам, по груди.
– Ох, благодать.
Выскочили в предбанник.
– Хлебни. – Протянул Михаилу банку с квасом. Затем отхлебнул сам.