– Дельфина, выйди ненадолго, пожалуйста. Нам с твоим братом нужно серьёзно поговорить.
Пристыженно подняв на меня глаза, Фина одними губами прошептала «Прости, Тео», но всё же подчинилась отцу и спешно покинула комнату. Стоило двери на втором этаже захлопнуться, как отец заговорил снова, чётким отточенным движением показывая, какое именно место за столом мне следовало занять.
– Итак, сын, я вижу, ты стал взрослым мужчиной и принимаешь решения, как взрослый мужчина.
Его спокойный железный голос с самого детства пугал меня, пробирая до дрожи. Он почти никогда не повышал на меня тон, но этот металлический холод в его ровном голосе выворачивал меня наизнанку, стоило мне только заслышать его. Стараясь держать лицо и поглубже запрятать того напуганного маленького мальчика, который просыпался во мне всякий раз, когда я слышал этот «врачебный тон» отца, я послушно сел напротив родителей. Передо мной на столе лежали моя повестка и помятая призывная листовка, которую я, по всей видимости, забыл убрать в рюкзак и так опрометчиво оставил на кухне, пока мы с Финой укладывали вещи. Должно быть, она извинялась, потому что мать с отцом устроили ей допрос, и, хотя Дельфина меня, очевидно, выдала, я не винил её – в любом другом случае она скорее проглотила бы язык и стояла за меня горой, как и я за неё. Но сейчас она не стала противиться давлению родителей и поступила так, как считала правильным, и желание уберечь меня от угрозы жизни нельзя было назвать предательством. От этих мыслей и нахлынувшей тревоги с ответом я нашёлся не сразу, и отец продолжил:
– Это достойно уважения. Однако взрослые люди, Теоган, за свои решения несут ответственность.
– И я готов к этому, – выпалил я. – Я готов нести ответственность за то, что хочу защитить вас, и за этим ухожу. Ухожу на войну.
Вздрогнув от этих слов, как от внезапного грохота, мама прикрыла глаза рукой.
– Ты совсем как папа, – выдавила она с тихим всхлипом, имея в виду не моего отца, но своего, который, несмотря на уговоры, ушёл на фронт, когда йонсанские войска ступили на территорию Альянса и захватили часть Калаханской равнины. Из всей своей роты дед единственный вернулся живым, но искалеченным не только и не столько телом, сколько душой – он никогда не говорил о войне и только выпивал в одиночестве в день, когда появилась Ордосская завеса и нападения йонсанцев прекратились. Это назвали победой, но любой здравомыслящий человек понимал, что дать этому событию такое название мог только сущий дурак. – Он бы не хотел, чтобы ты прошёл через это. Не пустил бы.