Говорят, счастье любит тишину. А я просто хочу,
Чтоб из моих заметок на бумагу, и в чью-то закладку
На любимом месте. И чувствовать, что могу
Горький вкус кофеина подсластить шоколадкой.
Хочется этими строчками, кого-то спасти и спастись самой
От одиночества прочного, заселяя в душах искру.
От этих искр зажигается жизнь благодатным огнем.
Я стихами живу и, когда-то, кому-то их подарю.
Мы упрямые бродим по комнатам в остром холоде.
И кремень не по назначению в душах используем.
Сколько там еще бродит таких как мы олухов?
Бездомные в доме свой угол ищем, укромный.
Без повода, доводов, не выйдем из норы к нему.
Своему скромному, со скоростью света движения
Ускользающему, млечному пути, разлитому по утру
Чашкой кофе с молоком безлактозным по небу.
Желания, надежно, в тайнах за семью печатями.
Надежды, стеснительно, стихом перед зрителем
На сценическом стуле кухонного драмтеатра,
Под аплодисментов шум, никогда неуслышанных.
В дутые куртки прячем бороды, в жизненном ринге,
В сопротивленьи стремлений, друг в друга направленных.
От ударов судьбы признаемся в безумстве, бессилии,
Оставаясь одними на свете, без света, нормальными.
Драматургами, в тщетных стараниях пьесу поставить,
Чтоб до дрожи, крика и хрипоты, и неоднократно.
Вымирающим видом людей в волчьей стае.
Мы останемся, в строчках своих, никому так и непонятых.
Погрязшие по уши, в своих больных сублимациях.
Улыбку сменила ухмылка кривая, бездушная.
Заблудшие в, чужих и своих лабиринтов, прострациях.
Не вспомним и цвета вчерашней, смятой подушки.
Оставьте в заметках меня, в темноте продолжать жизнь писать.
Мы связаны общими строчками, в тишине многоточий.
К разговорам сводится, снова, как трудно, но хочется доверять.
У нас обоих в груди пробоина и, по общему, мы обесточены.
Хочется знать, что там впереди, что-то новое, искреннее.
А жизнь, раз за разом, подкидывает, что-то для опыта.
Бенгальскими огньками, снова, любуюсь быссмысленно.
И нет ни желания, ни сил поставить на стоп это.
Не важно в храме, под куполами, с крестами на исповеди,
Или в тесной комнате, со стаканом крепкого виски.
Всегда, с неподдельной оскоминой, до скрипа кислая