Шейн замер и повернулся к девушке, приподняв одну бровь. Она привела его сюда, она просила его войти внутрь, и теперь именно она же и останавливала его. Как бы мужчина не старался, он не мог собрать полную картину из полученной информации и собственных догадок. Всё как-то плохо вязалось друг с другом, не сходилось, не совпадало, и щемящее чувство в груди подсказывало, что всё даже хуже, чем он мог может представить.
– Что? – тихо, почти ласково спросил он, стараясь не показывать собственного напряжения.
Конечно, было бы проще, если бы Лана всё ему рассказала. Тогда он смог бы помочь ей. Помочь правильно, так как нужно на самом деле. Но он не хотел на неё давить, опасаясь, что правда, какой бы она не была, причинит боль не только ему, но и самой девушке. Многие говорят, что признание облегчает душу, что, поделившись своими страданиями с другим, можно почувствовать себя лучше. Но это было слишком обобщенным представлением о правде и лжи. В реальности всё было куда сложнее. Порой истина была столь ужасна, что от произнесения её вслух становилось лишь хуже. Ведь так человек невольно подтверждал для себя собственные слова, укреплял их позицию в окружавшем его мире, и приходил к неизбежному осознанию их реальности. Да, рано или поздно сделать это было необходимо, чтобы не вводить в заблуждение свой разум, но до этого момента зачастую нужно дойти самому. Смириться, признать, и найти силы на просьбу о помощи. Не обязательно в таком порядке, но ни один из элементов всё же нельзя было исключать.
И вот теперь Лана обратилась к нему, но в глазах её читалось отрицание, словно она всё еще старалась сбежать от произошедшего, заставив себя поверить, что это просто плохой сон. Шейн должен дать ей время, просто быть рядом. В конце концов, он был уверен, что она бы поступила также для него. На этом строилась дружба. И Шейн не хотел давать ни единой причины её пошатнуть, особенно поле того, как их отношения стали и без того излишне хрупкими.
– Я… – девушка сделала небольшую паузу, попутно отпустив рукав друга. – Я не хочу, чтобы ты шёл туда один. Не хочу… подвергать тебя опасности.
Девушка в очередной раз посмотрела по сторонам, ожидая услышать чужой голос, противоречащий ей, порицающий или высмеивающий столь свойственную ей нерешительность. Но ответа не последовало, словно её невидимый собеседник испарился, оставив вместо себя лишь тишину и невнятный гул. В любой другой ситуации она, возможно, даже была бы ему благодарна, за то, что он покинул её, позволив наконец побыть одной в собственной голове. Однако теперь это молчание пугало и настораживало. Лана опасалась, что таинственный надзиратель затаился, сбивая её с толку, подготавливая план нападения, но только в этот раз не на неё.