Подошедший гужевик накидал полтачки кирпича и встал рядом с Антоном.
– Ты, Академик, давай лучше работай. Бугор сказал, план не дашь, всей бригаде пайку срежут. А если так, то – сам понимаешь, не жить тебе. – Он докидал оставшийся кирпич в тачку и потолкал ее к выходу. Антон забил киркой еще сильнее, стальное острие высекало из неподатливого кирпича искры, но на пол падали лишь небольшие кусочки.
Неожиданно конец кирки провалился и глухо звякнул металлом о металл. Антон потянул кирку на себя, и вместе с ней из стены выпал тряпичный сверток. Воровато оглянувшись, он сунул сверток за пазуху. Вдруг клад, червонцы там золотые, или еще что-либо ценное. Можно будет выменять на пару кило хлеба и сахара, это позволит протянуть еще несколько недель.
Гужевик еще только подходил к выходу из подвала – значит, он будет один еще минут десять. Антон сел на корточки и, аккуратно достав сверток, развернул тряпицу. Матовый диск, молочно-белого цвета, полдюйма толщиной и примерно три дюйма в диаметре. На лицевой стороне изображен треугольник, на вершинах которого расположены животные: белка, единорог и журавль. «Все-таки привычку описывать найденное как для записи в журнал не выбьешь даже годами ГУЛАГа»– подумал Антон.
Сквозь отверстие в диске продет кожаный шнур. Предположительно – ритуальный предмет неизвестного назначения. Да-а, был бы он сейчас на раскопках, обрадовался несказанно бы, но в его ситуации радоваться было нечему. Не золото явно, и не серебро. Выменять ни на что нельзя, проку никакого. Жаль. Он повертел диск в руках. Раздался скрип тачки, это гужевик возвращался в подвал за новой порцией кирпича. Антон быстро расстегнул рубаху, надел шнурок с диском на шею, и взялся за кирку.
Р-раз! Р-раз! – сил как будто прибавилось, неподатливый до этого кирпич начал крошиться на глазах.
Гужевик остановился рядом, одобрительно посмотрел на Антона, и неожиданно с человеческой интонацией сказал: – Ты Академик, молодец. Не боись, я, если что, за тебя впрягусь. Он достал из кармана кусок хлеба размером с детскую ладошку, – На вот, подкрепись.
Хлеб был настолько тонким, что сквозь него можно было читать. Антон недоверчиво взял кусок из рук гужевика, и быстро, пока тот не передумал, запихнул в рот. Он был слишком голоден, чтобы отказываться от подобного подарка судьбы. Черствый жесткий хлеб казался самым изысканным лакомством на свете. Антон чувствовал, как силы вливаются в него с каждой съеденной крошкой. Дожевывая последние кусочки хлеба над сложенной лодочкой ладонью, он заметил, что под окровавленной тряпкой, намотанной на руку, что-то происходит. Размотав тряпки и поднеся руку к свету, он не поверил тому, что увидел. Раны затягивались прямо на глазах.