Едва собираясь выйти из дома, мать неизменно спрашивала: «Ты куда?», и, получив ответ, тут же требовательно уточняла: «Когда вернёшься?» Он чувствовал, как внутри него поднимается протест. Но тогда и представить не мог, что это было лишь начало.
Ему было сложно привыкнуть к тому, что родители теперь воспринимали каждый его выход на улицу как потенциальный риск. Раньше он мог часами играть с Итаном и одноклассниками там, где им вздумается, спокойно задерживаться после школы, летом уходить из дома и возвращаться в любое время, но после исчезновения друга это стало невозможно. Мать и отец установили для него невидимые границы, боясь, что с ним может случиться то же, что и с Итаном. Если он не возвращался домой к указанному времени, всегда заставал мать в слезах, а отца недовольно нахмуренным и с осуждением смотрящего на него.
С каждым днем он все больше ощущал, что его жизнь превращается в череду ограничений, постоянного наблюдения и беспокойства, которые пробуждали в нем неистребимую жажду свободы и мечту вырваться из этих нестерпимых оков. И хотя они убеждали, что ведут себя так из любви и желания оградить его от опасностей, его отношение к родительскому контролю с каждым днем становилось все более сложным и противоречивым.
Ему казалось, что стены родного дома сжимаются вокруг него, не позволяя полноценно дышать. Родители, казалось, видели в каждом его шаге потенциальную угрозу для него, и это вызывало в его душе чувство безысходности. Он мечтал о днях, когда мог свободно гулять с Итаном, когда его жизнь не была под микроскопом родительского внимания, вызванного тревогой за его безопасность. Мать несколько раз за ночь заглядывала к нему в комнату, на окна и входные двери были установлены дополнительные замки, которые закрывались изнутри. Вскоре дом стал походить на либеральную тюрьму, а он на заключенного, который постоянно находился под камерой наблюдения.
Однажды, когда он сидел в своей комнате, глядя на фотографию Итана, слёзы заполнили глаза, скатываясь по щекам. Он не вытирал их, позволяя себе эту немужскую слабость. Разве мог он спокойно вспоминать их смех, игры, приключения, задушевные разговоры и мечты? И в этот момент он понял, что должен найти способ жить дальше, несмотря на все ограничения и страхи. Он должен был найти способ сохранить память о Итане и одновременно обрести свою свободу.