Гаррет больше не мог понять, где заканчивается видение и начинается его обычная жизнь. Иногда он просыпался, ощущая, что всё ещё находится в коридорах того зловещего дома. Скрип половиц казался настолько реальным, что по утрам он в ужасе оглядывал комнату, пытаясь найти источник звука. С каждым новым днём реальность становилась всё более размытой и, смешиваясь со сном, погружала его в безумие.
Однажды он увидел на своей руке отметину, похожую на след от когтей – точно такую же, как ту, что видел на двери во сне. Она исчезла спустя несколько часов, но оставила в его душе ощущение, что дом каким-то образом проник в его реальность. Во время прогулок ему казалось, что вдалеке мелькает знакомая фигура, прячущаяся в старом доме. Видение исчезало, но страх и чувство, что граница между мирами становится всё тоньше, только усиливались.
Даже в тишине своей квартиры он слышал далёкие шепоты, зовущие его вернуться и восстановить что-то, несправедливо преданное забвению. Он просыпался с дрожью, ощущая могильный холод. Каждое пробуждение приносило ощущение, что он упускает что-то важное, что должно раскрыться, если бы он остался во сне чуть дольше. Тревога и недосказанность вытесняли всё остальное, оставляя Гаррета наедине с его страхами и вопросами.
Со временем сны стали невыносимыми. Гаррет понимал: если он не разберётся в происходящем, то окончательно потеряет способность отличать сон от яви. Он чувствовал, как теряет контроль над своим разумом: день превращался в нечто, где ему не было места, а ночи становились мучением. В каждом сне стены дома тянулись к нему, отчаянно звали его по имени, шептали что-то на ухо, заставляя чувствовать себя на грани безумия.
Однажды, проснувшись, он заметил на запястье красную отметину, напоминающую след от цепи. Он смотрел на неё с ужасом, пока она медленно не исчезла, оставляя ощущение, будто дом пытается поставить на нём свою метку. С каждым днём отметины, связанные с заточением и насилием, становились всё более настоящими. Он чувствовал, что дом проникает в его жизнь, разрушает его реальность.
Гаррет понимал, что, если он не вернётся в прошлое, не откроет ту дверь и не узнает, о какой тайне пытается поведать ему дом, он потеряет самого себя. Страх смешивался с решимостью узнать правду, какой бы страшной она ни оказалась. Он знал, что должен откликнуться на этот зловещий зов, ибо в нём росло стойкое ощущение, что, если он не сделает этого, его жизнь превратится в ад. Зловещий дом из его детства просто не оставил ему другого выбора. Но он почему-то медлил, боясь вернуться в прошлое. И этот панических страх заставлял его мириться с ночными мучениями.