Внимательно изучив эти летописи, и не найдя в них ничего общего с «Повестью о стране Вятской», А. С. Верещагин одним из первых усомнился в её достоверности. Однако отрицать появление новгородцев на берегах Вятки не стал и предположил, что книжник описал его не совсем адекватно или, проще говоря, приврал. Не из корысти, а из самых возвышенных, патриотических соображений, чтобы удревнить историю вятчан и тем самым ещё более их «воспрославить». Для чего ему будто бы пришлось сделать малость – исправить в дате похода новгородцев одну цифру. Точнее, букву, которыми в допетровские времена было принято обозначать даты.
В одной из своих работ Александр Степанович писал:
«Нельзя решительно утверждать, что в „Повести“ 1174 год, вместо летописного 1374 года, поставлен не намеренно. Предисловие „Повести“ … прямо указывает на желание её составителя воспрославить своих вятских праотцев и связать их начальную историю с историей знаменитых новгородских древних славян. Кто знает – может быть и наш составитель „Повести“, по тем же побуждениям, букву летописного известия (6882—1374), обозначающую 800, заменил буквой, обозначающей 600 (6682—1174), и такой ничтожной, по-видимому, „поправкой“ поход новгородцев на Вятку отнёс ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет».
Так вместо 1374 года, знакомого нам по Воскресенской, Троицкой и другим летописям, в «Повести о стране Вятской» появился 1174 год, а речные пираты превратились в полноправных и благочестивых «самовласцев».
Заметим, что А. С. Верещагин не утверждал, будто Вятку основали ушкуйники. Он лишь деликатно, со множеством оговорок предположил, что их поход 1374 года мог отразиться в «Повести». Смутно и неточно, как небо в ветреный день отражается на поверхности реки, покрытой лёгкой рябью.
Однако уже вскоре, после смерти А. С. Верещагина, его робкая гипотеза превратилась в аксиому. Как в старой шутке о том, что величие учёного определяется тем, насколько лет он смог затормозить развитие науки. «Повесть о стране Вятской» стали считать недостоверной, её автора – фальсификатором, а ушкуйников – родоначальниками всех вятчан. Несмотря на то, что этого не утверждали ни сам Александр Степанович, ни вятские книжники, ни составители русских летописей.
Время опровергло гипотезу А. С. Верещагина. Благодаря Даниэлю Кларку Уо и открытию «Сказания о вятчанах», мы узнали, что автор «Повести» никаких букв и дат не исправлял, а позаимствовал 1174 год именно из этого источника, в котором причудливо перемешаны быль и небыль. Впрочем, таковы почти все древние рукописи. Однако это не повод игнорировать всё, что в них сказано. Хотя бы потому, что дыма без огня не бывает.