Дверь за мальчиком и собакой закрылась, развеяв по общему коридору запах остывшего печенья в форме звёзд, который ускользнул из квартиры, и им открылась другая, с пневматической пружиной… Пока уставшие взрослые продолжали дремать в мягкой постели, закинув друг на друга руки и ноги, малыш в пижаме с Микки-Маусом и пёс благополучно вышли на улицу…
Ночь расцветала, всколыхнув ветром волосы мальчика, как и откровенное ночное платье девушки Златы, которая вышла из дома через четыре улицы от них и спустилась в подземку. Её туфли пробежались по ступенькам вниз и зашли в обшарпанный вагон последнего поезда, разрисованного оранжевыми и синими граффити. Сквозняк вновь приподнял её атласную бронзовую сорочку сквозняком. Впрочем, она не чувствовала холода. Вокруг не оказалось никого, кроме раскормленной гигантской крысы, сидевшей под скамьёй. Та повела длинными усами в разные стороны, учуяв прекрасный запах человеческую плоти в этой вонючей дыре, но дверь вагона автоматически закрылась, и крыса отвернулась, спрятавшись в пластиковой коробке недоеденных чипсов, несколько раз чуть слышно пискнув.
Полицейский и парень, выбросивший окурок, столкнулись на улице Марсианские Воины и пошли друг за другом. Парень был почти голым, в джинсах и босой, а дежуривший полицейский, покинувший пост, как всегда, одет с иголочки, но с помятым лицом.
Ближе к ночи явился робот-мусорщик. На улицах его дразнили именем Джа-джа, потому что его железные челюсти иногда болтались, издавая странное чавканье. Наклонившись к каждому серому баку, стоящему в линию, насколько позволяла его конструкция, он выгреб содержимое с пакетами и, натянув новые, отъехал на колёсиках к последнему. Приоткрыв крышку, робот задел записку стальными пальцами, и та, оторвавшись от жвачки, взлетела в воздух и полетела по улицам. С неба упала звезда.
На мгновение люди, следующие к записке, остановились, но тут же резко побежали в одном направлении. Каблуки «девушки в платье бронзового цвета» вынесли её из подземки, и она присоединилась к бегущей маленькой толпе. Ветер успокоился, став ровнее, как правильное время, и записка замерла перед светящимися глазами собравшихся. Последовал громкий хлопок, и она всколыхнулась, как скатерть, и увеличилась в размерах, потом ещё раз, точно разворачиваясь, как карта.