– Скажи, кудесник, как тебя зовут, кого мне благодарить, что жив остался.
– Люди меня зовут Горазд, а благодарить тебе надобно Семаргла и богиню Живу.
– Горазд! Мне бы домой сообщить, что я жив, а то батюшка с матушкой не успели оплакать одного сына, а тут и я потерялся. Он же может рать отправить на дреговичей, чтобы отомстить.
– Тебе, покуда, нельзя шевелиться, рана разойдётся, вот немного схватится, тада и будешь писать послания.
– А сколь мне лежать?
– О, боги! Вы поглядите на ентого отрока! Токо вечером я штопал его кишки, а ныне он уже готов бежать! Лежи, коль хошь жить. На вот, взвар выпей, быстре выздоровеешь.
Горазд приподнял голову Лютовоя, и стал поить травяным взваром. Допив, Лютовой тяжело вздохнул.
– Кудесник! Чё же ты такой горький взвар мне даёшь?
– У своей матушки бушь пить сладкие взвары.
Лютовой почувствовал, как веки против его воли сомкнулись, и он тут же уснул. Ему приснилась бабушка. Она была высокой, статной, седой, с высоко уложенными вокруг головы косами. С крупными, но правильными чертами лица, тронутого морщинами, с прямой осанкой, одета в тёмную кофту и чёрную с красной вышивкой по подолу, понёву.
– Бабушка?! Откуда ты здесь? Я тебя так давно не видел, подойди ко мне.
– Нет, внучек, теперь я не могу. Думала смогу прижать тебя к своей груди, но я рада, что ентого не случилось. Тебе надобно жить, ты ишшо молод.
– Бабушка, забери меня к себе, мне так плохо, всё болит.
– Боги не по силам испытаний не дают, милый, потерпи, всё будет хорошо!
И вдруг вместо бабушки оказалась мама и, протянув к нему руки, воскликнула:
– Соколёнок мой! Дитятко!
Ему почудилось прикосновение маминых рук… Что может сравниться с ними? Они снимают все страхи, все обиды, все боли. Это они делают окружающий мир таким добрым и безопасным.
– Мама…, – услышал кудесник, подошёл к нему и положил прохладную руку Лютовою на горячий лоб.
Дружина, уехавшая в полюдье, вернулась в Искоростень без княжича. В сече погибло несколько десятков кметей, наставник княжича Белимир получил рану в плечо, ещё два десятка кметей были ранены и кое-как перевязаны. Когда Нискинин увидел побитую дружину, он молча обвёл взглядом кметей и не увидев Лютовоя, страшная догадка каменной тяжестью придавила его плечи, он ссутулился, голова склонилась, предчувствуя новую беду. Но вдруг князь вскинул голову, воевода Буяр, уже спешился и стоял возле своего жеребца, увидев взгляд князя, вздрогнул и отшатнулся – такое дикое, нечеловеческое отчаяние было в его глазах.