– Жив? – с тревогой спросила Овсяница.
– Жив. А тебе что за дело? – Загляда строго посмотрела на девушку.
– Значит, есть дело, – Овсяница отстала от обоза, остановилась и смотрела вслед, пока он не скрылся во дворе. Она была рада, что Лютовой жив и теперь, скорее всего в полюдье не поедет, а значит, вскоре она сможет его увидеть и подарить ему свой браслет.
***
У княгини Радославы слух был обострен материнской любовью. Она сердцем почувствовала приближение сына к родному дому. Вскочив с кресла, отбросила рукоделье и поспешно пошла из горницы.
– Куды ты, лада моя, так поспешашь? – оторвавшись от бересты с отчётом управляющего Яробора, спросил Нискинин.
– Кмети едут, пойду сына встречу.
Княгиня быстро пошла на выход, стремясь скорее увидеть Лютовоя. Она переживала за него, и всё это время была уверена, что сын жив, хотя после беспамятства пролежала в постели несколько дней. Накинув на плечи корзень16, подбитый беличьими шкурками, запахнув его и придерживая на груди рукой, стремительно вылетела из терема. Князь поспешил следом за ней.
Радослава уже стояла на крыльце, когда Нискинин вышел и встал рядом с ней, ворота отворились, впуская возок и кметей внутрь двора. Выбежавшая челядь выстроилась, встречая княжича. Радослава сразу увидела сына, лежавшего в возке, а рядом с ним Загляду. Лютовой увидел матушку и мгновенно протянул к ней руки.
– Мама! – с детским ликованьем крикнул он и потянулся обнять её. Радослава подбежала к нему, обняла, прижала к себе его голову и уткнулась в его волосы, пахнувшие лесом и травами.
– Соколёнок мой! – нежно прошептала она, целуя его горячий лоб. – Ты жив, благодарение богам! Как ты себя чувствуешь, сынок?
Княгиня торопливо обшаривала тревожным взглядом его руки, ноги, лицо, словно проверяла, не случилось ли с сыном чего-то непоправимого. Облегчённо вздохнув, княгиня приложила руку к сердцу.
– Уже почти нормально, но кудесник сказал, что я должон ишшо лежать, молвил, что скоро буду вполне здоров.
Не выпуская мать из объятий, Лютовой посмотрел на отца. Князь стоял рядом с Радославой, ожидая, когда она позволит ему обнять и прижать к своей широкой груди сына.
На дворе стоял гомон, челядь уводила коней в конюшню, кмети шумной гурьбой устремились в гридницу17, попросили еды и пива.
Лютовоя унесли в его ложницу