Растворится въ туманѣ нашъ домъ,
Занимаясь все сномъ на пріемѣ.
«Развѣнчанъ путь отдавшихъ часъ…»
Развѣнчанъ путь отдавшихъ часъ
Своими тонкими перстами.
Въ глуши временъ не точными верстами
Садится умирать понурый лазъ
Межъ бревенъ, давшихъ на подъемъ
Своихъ же дѣлъ рисованный погостъ.
И день, какъ вѣкъ, ужасно простъ;
И камень по молчанію – при немъ.
Пустъ, непреложенъ и безъ крылъ
Входящій всякъ по бѣлизнѣ угловъ.
Собой гордившись, не здоровъ;
Не живъ при людяхъ… И забылъ
Удачный рукъ зимующихъ таранъ,
Мечтанья дрожи, глухоты отъ струнъ.
Въ свистящей оторопи Лунъ
Всецѣло день на откупъ данъ.
Вернуть въ немъ присный лакъ щедротъ,
Спастись, не окликаясь – передышка.
Травы въ заутренѣ карабкается стрижка
Избавить отъ манящихъ насъ заботъ.
Но ровенъ исторгающій морозно
Удѣлъ держаться двухъ сердецъ.
Безпрекословнымъ промахомъ овецъ
Впередъ – лишь таборъ. Дышитъ грозно…
«Я бъ летѣлъ, принимая бардакъ…»
Я бъ летѣлъ, принимая бардакъ
За безсмысленность жизни дверей.
Пустъ мой вечеръ. Покошенный знакъ
Обѣщаетъ молчать. И толкаетъ Борей
Въ частъ спины, гдѣ уже мотыли
Вашихъ крайнихъ, бездонныхъ, перилъ
Истончаются трескомъ. Въ пыли
Бьется городъ. Въ немъ – галька да илъ.
Свѣтъ находитъ пальто. По дырѣ
Не склоняется градъ. Его вздохъ
Корчитъ маски. Хохочетъ въ порѣ
Красокъ полдень. Разсыпанъ горохъ
Какъ слова темной ночи. Изъянъ
Стоитъ ломкихъ ступеней весны.
Жизнью краткой, безуміемъ, пьянъ
Рулевой. Спрятанъ въ поры сосны,
Заводящей въ себя, какъ на свѣжести крестъ,
Бормоча пресловуто по слогу
Предъ чужимъ обаяньемъ. Сегодня невѣстъ
Не приводятъ къ листвѣ на подмогу.
Тучной брани навѣшанъ подъемъ
Злить устами промерзшій отвагъ
Мигъ замѣченныхъ мантій. Живьемъ
Распадается въ схваткѣ дуракъ
Со своими въ шерсти языковъ
Зовомъ ласковыхъ притчей картинъ.
Громомъ частнымъ бродячихъ вѣковъ
Истончается проповѣдь винъ,
Разставаній, лежащихъ простыхъ
На роскошномъ предплечьѣ отъ вдовъ.
Упованьемъ средь душъ не гнѣдыхъ
Ластится насъ не пришедшій покровъ…
«Инородный прогулокъ испугъ…»
Инородный прогулокъ испугъ
Рветъ въ утра нескончаемой долѣ
Замокъ: пустъ по своей глубинѣ.
Въ долгой точкѣ протянутыхъ рукъ
Сброситъ платья забытое поле,
Приглашая все спящихъ въ волнѣ.
И, по слышимымъ просьбамъ огней,
Закрывающихъ буквъ образа,
Словомъ въ радость закроемъ потопъ.
Дожидаясь въ передней саней,
На огаркѣ которыхъ – слеза,