–
Узинька дороженька
Да вся искривулялася,
Бассинькя девчоночка
Да вся иззадавалася.
–
Где-то дожжичек дожжит,
Где-то заморачиват.
Скоро миленький придёт,
Вот уж заворачиват.
–
С беленькой котомочкой
Ночую под сосёночкой,
Ночую под сосёночкой
С бассинькой девчоночкой.
–
Миленький, женись, женись,
Приду на вечериночку,
Буду петь, буду плясать —
Не выроню слезиночку.
–
Это что за пригородка
В поле пригорожена,
Это что за ухажёрка
На кровать положена.
–
Это что за озеро
Срди зимы выбуриват?
Это что за девушка
Сидит да выкомуриват?
–
Через тёмненький лесок
Подай, милашка, голосок.
Через быстру реченьку
Подай, милашка, рученьку.
Как только он заканчивал петь, отец повторял рядовку. Между тем рыбаки и охотники который раз вспоминали забавные случаи. Женщины судили-рядили про обновы, про сыновей и дочерей, про то, у кого сколько молока даёт корова, хвалили дочерей-невест /уж шибко хороша моя девка: личико красенькое, ножки беленькие, титьки бассинькие, голяшки тугие и мохнушка есть/.
Случалось, затягивали песни и хором. Любимой песней отца была песня «На московской мостовой». Запевал он её, как правило, сам и вытягивал каждое слово с большой старательностью. Вот слова этой песни:
На московской мостовой, мостовой
Стоял парень молодой, молодой.
Вдруг парнишечке взгрустну-взгрустнулося,
И он залился слезой.
А слеза та покати-кати-катилася
По евоновой щеке,
Со щеки она скати-кати-катилася
И упала на живот.
С живота она скати-кати-катилася
Прямо в валеный сапог.
Сквозь подмётку просочи-сочи-сочилася
И упала на песок.
На песке она валя-валя-валялася,
Пока дворник не подмёл.
Дворник тот в рубашке краси-краси-красинькой
С тёмно-красным пояском.
Отец любил при гулянках музыку, пел солдатские песни, шуточные и народные, а также частушки. Особенно любил песню «Шумел, гремел пожар московский». Песню «На московской мостовой» вспомнил и спел старший сын Пётр пятого октября шестьдесят пятого года, в день своего пятидесятилетия, когда отца уже без малого двадцать лет как не было в живых.
На другой день праздника или на другой праздник отец и мать уезжали отгащивать к кому-либо из тех, кто был в гостях у нас. А мы, ребятня, выбегали кто в чём на улицу и глаза наши разбегались по снежному простору, изрезанному, исполосованному, перетянутому ниточками полозьев кошов и саней. Ещё вчера к дому нашему под Таниной горой вела снизу и сверху только одна проторённая зимняя дорога.