Цель поэзии. Статьи, рецензии, заметки, выступления - страница 17

Шрифт
Интервал


Прошу понять меня верно: я вовсе не против такого рода экспериментов. Кому-то они нравятся, порою, на мой вкус, и правда получается занятно. Но какое отношение все это имеет к поэзии?

Если допустить, что в таком оформлении преподносится и в самом деле поэтический текст, то речь, образно говоря, идет о гарнире – а то и о блюде, на котором нам его подают. Тот и другое могут быть и впрямь превосходны. Но все ж, согласимся, они не должны подменять собою, если продолжить гастрономическую параллель, собственно куска говядины (не говоря уж о том, что когда хозяйка слишком много говорит о гарнире и сервировке, невольно закрадывается сомнение: а хорош ли бифштекс?).

О наличие «мяса» в предлагаемой кухне – чуть ниже. А пока – об увлечении гарнирами.


Явление это в нашем веке не новое. В русской поэзии оно менее чем за столетие пережило по крайней мере три заметных пика.

Первый – во времена футуристов с их эпатажем и рассчитанными на скандал концертами. Второй – в поэзии 60-х, к которой так и приклеился ярлык «эстрадной». И наконец, нынешний авангардистски-концептуалистский виток. И всякий раз на первых порах вся эта театрализация выглядела и ярко, и освежающе, и захватывающе – а затем скучновато и как-то слишком уж по-коммерчески деловито.

Думается, у этого спорадического увлечения зрелищной, игровой стороной поэтического дела есть вполне объективные причины.

Первая – потребность в рекламе, в привлечении к себе внимания, что вполне естественно для входящего в литературу нового поэтического поколения.

Вторая видится в искреннем заблуждении – в несколько упрощенном, примитивном понимании бахтинского тезиса об игровом начале в искусстве. Искусство, разумеется, в некотором смысле игра – а именно в том, что оно отлично от реальной жизни, что оно как бы понарошку. Но отнюдь не в том, что это легкое, незамысловатое и не требующее особых усилий занятие вроде детских игр. И даже в театральном смысле слова подлинное искусство вовсе не любительский спектакль, затеваемый ради интеллектуального времяпрепровождения, но тот, о котором Пастернак писал:

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

Третья причина, увы, совсем обидная и прозаическая: в авангардном и концептуалистском гарнире проще замаскировать свою творческую беспомощность. Ведь занятный и зрелищный «перформанс», как это теперь называется, все же куда легче придумать и изобразить, чем написать одну хорошую поэтическую строчку.