уставился на меня. Чувства мои уже понемногу прояснились. Осенив себя крестным знамением, начал я молитву. Как услышала она это, блажной вопль издала, и почуял я вкруг шеи незримые да дюжие руки. Я уж еле переводил дыхание. Завертелось все пред моим взором, и упал я на пол, на золотые червонцы. Егда пришел в себя, ужо развиднелось. Степка, сидючи у моего ложа, тер нос рукавом, а только я подыматься, – руками начал помавать: лежи, дескать, лекарь велел. Вдруг услыхали шум со двора. Глядь, а это солдаты во главе с десятником, которые по высочайшему повелению Государя нашего, батюшки, арестовать меня явились… Донесли на меня гости сердечные: и про девицу, и про червонцы златые с изображением Императора сказывали. Страшен в гневе наш Государь. Велел сперва-наперво меня высечь, а ужо потом и сослать… Так поутру и в путь-дорожку. И что ждет на чужбинушке, неведомо… На сем и конец моей исповеди, чада мои. За грехи и гордыню суждено заплатить сполна. И не будет покоя моей душе, покуда душа моей павы не обретет покой. Завещаю вам, чада мои, исполнить волю грешного родителя вашего и молитвами спасти его душу…»
Князь Безбородский замолчал. Гнетущая тишина повисла в воздухе. Никому из присутствующих не хотелось нарушать ее первым. Рассказ князя хоть и произвел впечатление, но вызвал противоречивые чувства. Наконец, граф Лунин встал с кресла и направился к окну. Немного постояв там в раздумье, он повернулся к князю и спросил:
– Вы сообщили об этом документе в полицию?
– Да, но они, сославшись на давность лет, и слушать меня не стали.
– Господа, а не все ли равно, что тогда произошло? – проговорила Наталья Андреевна, пожав плечами.
Рассказ князя оставил по себе неприятный осадок в ее душе и вызвал двойственное чувство. С одной стороны, ей было жаль девицу, ставшую жертвой ревнивого сластолюбца и принявшую столь мученическую смерть, но с другой стороны, она поплатилась за свой грех – прелюбодеяние. За это же был наказан и неизвестный купец, совершивший еще больший грех, нарушивший и вторую заповедь Божью − не убий. Жизнь − драгоценный дар Божий, которым смертный человек распоряжаться не в праве.
– Вряд ли этот человек еще жив, – продолжила разговор графиня, поеживаясь. – Стремление узнать правду все равно ни к чему не приведет. Его душа едва ли когда-нибудь обретет покой.