– ФСБ? – уточнил Горюнов довольно безразличным тоном.
Они прошли по залу прилета, вышли под дождь. Расплывчатый свет фонарей и фар машин, подбиравших пассажиров, заставил Петра прищуриться. Он почувствовал, как устал, глаза слезились. Но Александров, похоже, вознамерился окружать его своей отеческой заботой всю ночь.
Володин держался на расстоянии. Следовал за шефом тенью. Вовремя раскрыл над генералом зонт, и Горюнов знал, что это не из раболепского чувства – Мур как-то упоминал, что Александров вместе с Володиным еще в Афганистане служили. Горюнов представил себе руководство в перухане[5], в песочном паколе[6] и дисмале[7] – такие носили в подразделениях Ахмад Шаха Масуда, и усмехнулся.
Подъехал служебный черный BMW с мигалкой на крыше.
– Куда мы? – сонно спросил Горюнов. – На полиграф?
– Завтра в девять поедешь к мозгоправам. Выспись только как следует.
Петр красноречиво взглянул на циферблат стареньких наручных часов «Orient». Он купил их на Сук ас-сарае. Они наверняка были ворованные, но подлинные, из дорогих. А продавал их медник, приторговывавший краденым, почти за бесценок в первые дни, когда после американского вторжения рынок снова заработал.
– Сейчас два ночи, – ворчливо заметил он. – Тогда куда мы, Евгений Иваныч? Насколько я помню, я живу в другой части города.
Генерал не ответил. Переглянулся с Володиным. Петру слишком хотелось спать, чтобы разгадывать их ребусы. И разговаривать с Александровым он не жаждал. Надеялся поспать дорогой, куда бы они ни направлялись, но его растрясло, заболело многострадальное раненое плечо. Он уставился через слегка тонированное стекло на дома, темные в это время. Город казался ему чужим, впрочем, так оно и было: родился и жил до окончания школы в Твери, а чувствовал себя багдадцем.
«Мать, – подумал он с тревогой. – Надо к ней съездить как можно быстрее. Сейчас начнутся проверки, медкомиссии. Потом будет все по-новой для перевода в ФСБ».
– Приехали. Вон к тому подъезду, – подался вперед генерал, тронув за плечо водителя.
BMW остановился около кирпичной девятиэтажки. Перед ней росли несколько сосен, улица была тихой, вдали от шумного шоссе. Во дворе при свете фонарей поблескивали мокрые от дождя качели и детская горка.
– Восьмой этаж, квартира двадцать восемь. Выходи, выходи, – толкнул его в бок генерал. Они подошли к подъезду. – Ты теперь живешь здесь. Трехкомнатная квартира лучше однушки, тем более турки знали твой прежний адрес.