– Сколько времени? Мне завтра к девяти надо быть на службе, – он не стал уточнять про полиграф.
– Ты шутишь? – изумилась Саша. – Они что, обалдели, что ли?! Совсем тебе передышки не дают.
– Они дадут! Догонят и еще дадут. Ты не трогала сумку? Там вещи Зарифы. Она просила их сохранить. – Он помолчал, подошел к комоду, над которым висело зеркало, заглянул в него, как в окно. И добавил. – А Зары нет больше. Я ее похоронил в горах. Там такое уютное кладбище, – он, продолжая говорить, задумчиво смотрелся в зеркало. – Вот где бы я хотел…
Договорить Горюнов не успел, получив кулаком между лопаток, и довольно крепко.
– Полегче! – возмутился Петр. – У тебя же силы немерено. В каком ты там обществе состояла? Рыболов-спортсмен? – Он вспомнил, как она в день их случайного знакомства ехала с рыбалки, а ее спиннинг в брезентовом чехле Петр вначале принял за винтовку. – Эй! – Он получил еще один тычок.
Саша вдруг обхватила его сзади так крепко, что он все никак не мог повернуться, только чувствовал, как она плачет, вздрагивает и прижимается к его спине щекой.
– Ну что ты? – он наконец сумел перетянуть ее в зону видимости. Но она опустила заплаканное лицо. – Сашка, что со мной сделается? Я здоровый, как лось!
– Угу, – пробормотала она, спрятав лицо теперь у него на груди, и неожиданно засмеялась. – И пахнет от тебя, как от лося.
– Не знал, что ты знаешь толк в лосях, – не стушевался Петр. – Если хочешь знать, от меня пахнет ветром дальних дорог.
– Да ты, Петечка, романтик, – она чмокнула его в щеку и прошептала. – И колючий, как лось. Только не смей говорить, что я целовалась с лосями! – Ее губы переместились к его губам.
Горюнов стал потихоньку теснить Сашку к кровати. Но она, с неохотой оторвавшись от его губ, сказала:
– Иди мойся и брейся. Не хочу, чтобы у меня в кровати гулял ветер дальних дорог. Я сквозняков боюсь.
– Ну и пендинка ты! Я приму душ, меня разморит, и я усну.
– Ничего, я тебя взбодрю, – показала ему свой маленький кулачок Александра и, когда он стянул рубашку, увидела на его плече новый шрам, рядом с прежним, но более уродливый и даже не до конца заживший. Тут она уже не сдержалась, ахнула и, шагнув к Петру, принялась осматривать его многострадальную руку. – Петька, это что такое?
– Ты спрашиваешь меня как нашкодившего пацана. Задело-то чуть, по касательной. Ну чего ты опять ревешь? Все ведь позади, – он погладил ее по голове как маленькую. – Ребенка разбудишь.