– Свят, свят! – шептал рот старухи, рука дёрнулась перекреститься, но Данил держал крепко. – Изыди, сатана! Я тебя не знаю!
– Тогда сделай, как велел Василий Дормидонтыч, бабка Палашка.
– Точно наш хозяин велел? – испуганно спросила бабка.
– А то! – тут же ответил Данил. – И поспеши, а то нас могут схватить. От царевича ведь. По Москве и так кровушка наша льётся. Казнят наших людишек.
Старуха согласно кивала головой, и Данил её отпустил. Зажгла лучину и с нею потопала в другую горницу. Следом шёл Данил.
– Тута, – указала на сундук, что стоял под образами. – Сам открывай, вот ключик, – и протянула ключ, сняв с шеи.
Данил открыл сундук, полный одежды. Выбросил её, и на дне оказался кожаный мешочек с монетами. Встряхнул и с довольным видом засунул за пазуху.
– Василь Дармидонтович просил одежонку прихватить. Обносился поди на войне, добиваясь правды царевичу.
Пелагея молча слушала и мелко тряслась, крестясь.
– Всё, кажись, – молвил Данил и закрыл крышку горбатого сундука. – Мешок давай для одежонки. Рад будет хозяин. Он в чинах уже. Царевич привечает не только князей, но и нашего хозяина.
– Скоро хоть вертаться намерен? – осмелилась спросить Палашка.
– Весной жди, – коротко ответил Данил и заспешил к товарищам, запихивая тряпьё в мешок.
– Ты, мил человек, хоть привет передавай хозяину, – молвила старуха. – Мы тут блюдём добро его. Одначе, сами поди, голодаем. Пусть побыстрее приезжает.
– А как же, бабка! Доведу до ушей нашего хозяина. Чего уж там. Через два денька увижу его и всё передам.
– Обскажи, что, мил человек, людишки его почти все в бега пустились. Разбойничают, проклятые. Того и гляди заявятся. Обскажешь?
– Не серчай, старая. Всё обскажу, не беспокойся. Ну, бывай, Палашка.
Они вышли на ветер и, согнувшись, пошли по своему следу, ещё не занесённому пургой, которая уже набирала силу. Кружным путём выбрались к избе тётки и в молчании устроились в чулане.
– Будем спать, – молвил тихо Данил, а Гераська, с дрожью в голосе, спросил:
– Тётке ничего не проболтайтесь. Боюсь я.
Данил положил руку тому на плечо и придавил. Отвечать не хотелось.
Прошла неделя, и тётка как-то молвила племяшку:
– Не приспела пора уйти, голубки?
– Думаешь, что пора? – вопросом ответил Гераська. Он пытливо смотрел на тётку, зная, что она просто так ничего не скажет.