– Когда вода ушла, из всей вёски в живых на ковчеге осталось лишь пять семей. Их фамилии вам прекрасно известны: Дудковы, Капустины, Саврасовы, Павленко да Петровские. Они оставили нам наказ жить в дружбе да согласии, ставить разум выше инстинктов, помнить, что они боролись ради наших жизней. Около двадцати лет прошло, прежде чем в вёске снова появилось электричество и кое-какая связь с внешним миром: Потоп откатил нас в развитии на многие столетия назад, значительная часть технологий была утеряна, лишь малая часть подводных коммуникационных кабелей7 уцелела, чтобы появился хоть какой-то интернет. Планета необратимо менялась. Что было над водой – оказалось покрыто ею, подводные скалы и вулканы, наоборот, поднялись из моря. Полуострова откололись от материков и вместе с островами, как огромные корабли, начали свой континентальный дрейф. На них да на высоких горных плато и выросли огромные, густонаселенные города – во всем мире их хорошо если с пару десятков насчитать можно. Там сосредоточены все технологии – чтобы не дать им погибнуть в наводнениях, ведь завод на ковчег не затащишь; там проводятся все значимые исследования и появляются новейшие разработки. Разрыв между технологиями города и вёски – огромный: ведь нам остался простой ручной труд с небольшими модернизациями вроде облегченных плугов и сеялок, которые позволяют лошадям сохранять силы в два раза больше, чем с инструментами прошлого, или наших быстрых уборочных тракторов на солнечной энергии, которые и зерно уберут и сами по трапу на корабль поднимутся. Наводнения не дают нам развиваться: когда вода сходит, мы возвращаемся, снова убираем наши дома и поля, начинаем все заново, чтобы только успеть снять урожай до следующего разлива реки… А все-таки, что такое город без вёски? В наш-то век, вынужденный отказаться от нефти и газа, от синтетики и синтезирования, на планете, где не знаешь, чего ждать от нее в следующую секунду? Счастливые люди (и готовые ко всему!) живут там, где хлеб пропитан запахом их труда, где парное молоко слаще шоколада, где есть разгуляться свободной душе! – и глаза деда Евгена в такие моменты загорались молодым юношеским задором, голос становился звонче, а мыслями он возвращался в те времена, когда вёска была не так благоустроена, но жилось в ней почему-то лучше.