–Нет, ну а самое главное забыла! —Вера всплеснула руками и лукаво улыбнулась. —Он симпатичный? Хотя можешь не отвечать, я уже вижу, что да. А то, чего ты так засмущалась?
У Лиды на самом деле непроизвольно вспыхнули щёки. Умеет же мать сказать такое, что и промолчать нельзя, и ответить сложно.
–Да, он симпатичный… даже красивый, думаю.
–Что, как Алёша Санин? —Вера решительно обожала Лидиных друзей и часто припоминала, как дочь рассказывала о нём ещё год назад, после прошлого первого сентября.
–Точно нет, они совсем разные. По крайней мере внешне. Он скорее мужественный, прямо богатырь в юности.
–Раз уж так получается, то, может, ты ему понравилась? Ты же у меня такая красавица! Знаешь, мальчишки, когда влюбляются, ведут себя как малые дети. Поэтому и был таким навязчивым. А если он и тебе приглянулся, то проблема сама собой пропадает.
–То есть, мне завтра подойти к нему и попросить прощения? – теперь это казалось единственным верном выбором.
–Дело твоё, но лучше не завтра. Понаблюдай за ним, а там уже как сама надумаешь, – ни следа беспокойства теперь не было в материнском взоре: его заменила радостная мечтательность.
–Да, я, наверное, так и сделаю. Спасибо, мам!
Вера подошла к ней и крепко обняла, гладя волосы.
–На здоровье! Главное помни, что ты можешь рассказать мне всё, я всегда помогу тебе.
Так и оставались на маленькой кухне мать с дочерью. Вокруг было тихо, славно спокойствие из дома распространилось на весь поселок или даже на город. Пропали недосказанности, и на душе стало легче. Осталось лишь претворить сказанное в жизнь.
Несмотря на все душевные метания профессора, жизнь не останавливалась, он продолжал посещать учёбу, делать бессмысленные для него домашние задания. В общем-то, как месяц начинался, так и закончился, уступив место новому, но кое-что всё-таки неуловимо изменилось.
Лазарь перестал пытаться провожать Лиду или садится рядом, то есть выполнял её просьбу, хоть он и был от неё далеко не в восторге. Теперь ему оставалось лишь со стороны наблюдать, как девушка почти всё время сидит с учебником или иногда разговаривает с Аминой. Ему даже показалось, что отношения с той стали почти такими же теплыми, как и с Милой Журавкой. Это не могло его не радовать: слишком живо вспоминались рассказы Лиды и её матери про одиночество, спутника жизни девочки, бывшего с ней с детства. Каждый раз, когда в голове начинали вертеться обрывки тех разговоров, его сердце болезненно сжималось: мысли возвращались к его собственному прошлому, бывшему уже не таким чётким будто припорошенным золотой пылью времени.