Стефан положил ладони на предплечья, большими пальцами пройдясь по неровностям шрамов.
Он считал себя неуязвимым и виртуозно скрывающим правду, но на деле всегда был неосторожен. Он постоянно оставлял едва заметные следы – такие, что простой обыватель даже не обратит внимания. А если и обратит, как, например, Джоб, то никогда не сможет их соединить в целостную картину. Но в каждом действии, взгляде, слове Стефана при тщательном наблюдении можно найти отголосок того, что он прятал.
Стефана все считали странным, чувствуя неестественность, но никто не мог это идентифицировать.
Ален стал первым человеком, понявшим суть Стефана. И это пугало.
– Не суй свой нос в чужие дела. Зачем тебе вообще знать что-то обо мне? – сдался Стефан, понимая, что не может контролировать эмоции. Они ему не подвластны. Это он сейчас в их власти.
Стефан ощутимо нервничал. Он чувствовал себя беспомощным и уязвимым. Как открытая книга перед Аленом.
Неуютно. Хотелось закрыться и чтобы Ален больше никогда не поднимал эту тему, но Стефан знал: это невозможно.
Поэтому Стефан косил под дурачка и кормил Алена словесным салатом про «Сумерки», нёс несусветную чепуху, чтобы запутать, сбить с толку и чтобы Ален совсем забыл, зачем начал разговор. К сожалению, это не удалось и он оказался в собственной ловушке. Стефан был удивлен, что Ален сумел сохранить ясность ума.
Он опасался, что однажды эта тема будет поднята. Дискомфорт и без того приносили вопросы Джоба, но если с ними ещё удавалось справиться, то вот Ален… Он Намного более прилипчивый и бесящий.
На мгновение это показалось проблемой, высосанной из пальца. Обычно, когда дело пахло жареным, Стефан собирал скудные пожитки и навсегда исчезал. Его в этом мире ничего не держало. Он очень давно не был привязан ни к месту, ни ко времени. Ни тем более к людям.
Сейчас, когда гарью пахло ещё за километр и валил дым гуще, чем от трейлера, Стефан даже не допускал мысль о том, чтобы сбежать. Вместо этого он глупо трясся, как осиновый лист на ветру.
Просто уйти, раствориться в ночи, бросить всех и всё, ничего не сказав. Будто его никогда здесь и не было – он все равно не оставил после себя ничего, кроме пепелища в трейлерном парке. Ну же! Это несложно. Он начинал заново тысячи и тысячи раз. С новыми лицами. В новом амплуа. Однако он продолжал смотреть на усыпанное веснушками лицо напротив.