– Ты ему доверяешь? – наконец спросил Ёнмин, его голос стал тише, как будто он боялся ответа.
Юнсо задержал дыхание. Вопрос, казалось, застал его врасплох. Его взгляд снова упал на Сихёна, и в этот момент он понял, что не знает ответа. Странный холод прокрался вдоль позвоночника, и он не мог сказать, был ли этот холод вызван фигурой охранника за стеклом или собственным растущим сомнением.
– Пока он ничего не сделал, чтобы я не доверял ему, – ответил Юнсо наконец. Но даже он сам почувствовал, как неуверенно прозвучали его слова. Тонкий привкус сомнения, словно металлические нотки крови, не покидали его.
Когда все участники наконец собрались на вечернюю репетицию, напряжение в комнате стало почти осязаемым. Оно пропитало воздух, заполнив каждую трещину пространства, смешавшись с тяжёлым запахом пота и слабым ароматом чистящих средств, которые никак не могли перебить ощущение тревоги. Каждый из них двигался механически, как марионетка, ведомая невидимой рукой. Даже музыка, гремящая из колонок, казалась глухой и далёкой, словно звучала через толстую стену. Ритм, который обычно поднимал их дух и заставлял тела двигаться в синхронности, теперь был только раздражающим шумом.
Синхронные движения, которыми они когда-то гордились, теперь выглядели неуклюже, будто их связали невидимыми цепями. Никто не смотрел друг другу в глаза – вместо этого их взгляды блуждали, будто в поисках чего-то, чего не существует.
Юнсо вдруг резко остановил музыку. Звук прекратился, как будто кто-то вырвал вилку из розетки, оставив только эхо, отражающееся от зеркал на стенах. Он обернулся к остальным, его лицо было серьёзным, но в глазах читалась отчаянная попытка вернуть контроль.
– Мы так не справимся. Нужно сосредоточиться, – его голос был твёрдым, но немного дрогнул в конце.
Джэхён тут же выкрикнул, его голос был резким и пропитанным напряжением, которое он больше не мог сдерживать:
– А как ты предлагаешь сосредоточиться? Нас ненавидят в интернете, нас обвиняют в убийстве, а ты хочешь, чтобы мы делали вид, что ничего не произошло?!
Он шагнул вперёд, его ярко-красные волосы блестели в свете ламп, а лицо было искажено гневом и бессилием. Его тонкие пальцы нервно дрожали, сжимая края рубашки. Каждое слово, произнесённое им, звучало как обвинение, от которого нельзя было защититься.