– Я рада, что ты честолюбив: мужчине это пристало. Не сомневаюсь, мы скоро услышим о твоей женитьбе – очень скоро. И если… если твоя избранница поможет тебе достигнуть того, к чему ты стремишься, мы – все мы – будем… очень рады.
На этом разговор оборвался. Общее оживление в гостиной нарушило их тет-а-тет в уголке, и Финеасу не удалось вновь уединиться с Мэри до тех пор, пока не пришла пора накинуть ей на плечи манто в малой гостиной, – в то время как миссис Флад Джонс досказывала что-то важное его матушке. Полагаю, что Барбара как раз в этот момент остановилась в дверном проеме, препятствуя проходу людей и предоставляя Финеасу шанс, которым тот не замедлил злоупотребить.
– Мэри, – сказал он, обнимая девушку и при этом ни словом – сверх того, что уже слышал читатель, – не намекая на нежные чувства. – Мэри, один поцелуй, прежде чем мы расстанемся!
– Нет, Финеас, нет!
Но не успела она ответить, как поцелуй случился – и был принят.
– Ах, Финеас, так нельзя!..
– Можно. Почему нет? И, Мэри, дай мне прядь своих волос.
– Нет-нет, ну право же!
Ножницы тем не менее оказались под рукой, и локон был срезан и уложен в карман – раньше, чем девица сумела оказать сопротивление. Больше ничего не произошло – и ничего не было сказано. Мэри, опустив вуаль, отошла под крыло матери, плача про себя тихими чистыми слезами, которых никто не видел.
– Ты ведь любишь ее, Финеас? – спросила Барбара.
– Вот неотвязная! Ложись спать и не думай о всяких глупостях. Да смотри, не забудь подняться утром, чтобы меня проводить.
Утром поднялись все – проводить Финеаса, налить ему кофе, дать совет, поцеловать, швырнуть старую обувь вслед тому, кто отправлялся покорять парламент. Отец дал ему двадцатифунтовую банкноту сверх обычного пособия и умолял, ради всего святого, не тратить деньги понапрасну. Мать велела непременно носить в кармане апельсин от боли в горле, когда придется произносить долгие речи. Барбара же шепотом наказала брату никогда и ни за что не забывать милую Мэри Флад Джонс.
Глава 3
Финеас Финн приступает к своим обязанностям
По дороге в Лондон Финеас был погружен в серьезные и даже мрачные размышления. Увы, я принужден разочаровать читательниц: в этих размышлениях почти не было места Мэри Флад Джонс. Наш герой, однако, бережно хранил полученный локон, готовый извлечь его для любовного поклонения, когда не будет занят государственными делами. Но не ждет ли его фиаско на том поприще, куда он так смело ступил? Он говорил себе, что шансы на успех от силы один к двадцати. Теперь, когда перспектива стала ближе, трудности казались внушительнее, а вознаграждение – все более ничтожным, недосягаемым, призрачным. Скольким депутатам так и не представилась возможность выступить с трибуны! Сколько из тех, кто выступал, провалились! И сколько таких, кто показал себя достойно, но не смог обеспечить себе будущее! Финеас знал не одного парламентария, прозябавшего в безвестности и не снискавшего почета, и, пока он размышлял над этим, ему показалось, что депутаты от Ирландии вызывают обыкновенно меньше интереса, чем прочие. Он вспомнил мистера O’Б