– Что там? – спросила Ам’Нир’Юн бархатным грудным голосом.
Я против воли залюбовался этой экзотической женщиной. Причём становилось с первого взгляда понятно – передо мной не землянка. Сказать, что конкретно не так с ходу было затруднительно. Может, чуть вытянутые кисти и фаланги пальцев, немного иная посадка головы на гордой изящной шее, острые кончики ушек. Мелочи не лезли в глаза, но вот все вместе производили сокрушительное воздействие.
Точёный профиль, симметричные и выразительные черты лица, круто и необычно изогнутые брови, красивые полные губы, нечеловеческие острые очертания узкого подбородка и высоких точёных скул и, как два агата, тёмные омуты миндалевидных глаз. Большая часть тела была скрыта формой иностранного корпуса. Чёрный сюртук с серебряным шитьём, но даже эта одежда не была в силах скрыть притягательную соразмерную гибкость стройной фигуры.
Кожа этой роковой женщины была очень смуглой. Не как у афро, светлей, но без шоколадного отлива. Однако на щеках играл румянец, носик был чуть вздёрнут.
Мои глаза невольно скользнули ниже, в разрез расстёгнутой свободной белой тонкой рубахи, на мгновение показавшей край кружевного лифа.
– Что вы сказали? – усилием воли, я заставил себя поднять взгляд.
– Что в пакете? – сформулировала свой вопрос Ами.
– В пакете? – переспросил я. – В пакете срочный приказ…
– Мы же вроде на отдыхе стоим. Какие могут быть приказы?
Я пожал плечами и передал пакет Ам’Нир’Юн, сам взяв кружку, наполненную дорогим вином и, опрокинул её в себя, не ощущая вкус. Что делать?
Пробежав глазами строчки приказа, девушка тоже выругалась и налила себе и мне ещё вина.
Через стол перегнулся Ари и двумя пальцами подцепил жёлтый лист бумаги. Прочитав его, он тоже выругался.
– Да что там? – не выдержал Хан.
Отложив гитару, он встал с кровати и впился острым взглядом в скупые строчки письма.
Я сжал кружку в руке и приложился к ней, чувствуя, как сердце бьётся всё быстрее. Все взгляды прикованы ко мне. Ам’Нир’Юн, склонив голову, внимательно следила за моей реакцией. Ха’Нми’Юн и Ари Чи терпеливо ждали, напряжение повисло в воздухе.
Я глубоко вздохнул и развернул жёлтую тростниковую бумагу. Чёткий почерк генерала Витора ван дер Киила не оставлял двойственных толкований.
– Император скончался, – произнёс я, не веря собственным словам.