Я, уже знатно охренев, и чувствуя себя в артхаусе или книге Пелевина, пошел за медом. Вернувшись, заметил, как старик, выпуская сизый дым, такой же, как у меня во сне, задумчиво смотрел на первые лучи солнца в преддверии нового дня.
– Так вот, начал я потихоньку людям мысли править.
– И никого ничего не удивило, я правильно понимаю? – перебив на полу фразе Федора Михайловича, вставил я.
– А чему удивляться-то, девяносто седьмой год, люди воду заряжают перед телевизорами. Так вот, это не всегда происходило, только в циклы, солнечное затмение и все такое, календарик стал вести по восходам и закатам, и вот что увидел месяца два назад. Вот сейчас август, – он развернул календарь тысяча девятьсот девяносто шестого года с Ельциным и его лозунгом «Выбирай сердцем» на обороте.
– Федор Михайлович, девяносто шестой год же, сейчас две тысячи двадцать четвертый.
– Так они один в один, високосный же каждые двадцать восемь лет повтор.
– Да быть не может, – взяв свой айфон, и открыв календарь, я сравнил. – Так, ладно, продолжай.
– Так вот, август сейчас, и солнечный день уменьшается на три минуты. Всего в месяц – сто двадцать восемь минут, а мы из графика выбились, на тридцать восемь минут уже
– То есть солнечный день не уменьшается?
– Нет, вообще странно, вот по подсчетам, – он вынул школьную тетрадь в клетку, мелко исписанную почерком, «99 год», как гласила надпись на ней. – Смотри, сегодня двадцать девятое августа, день должен быть четырнадцать часов шесть минут, а он четырнадцать часов сорок четыре минуты.
– Так и что?
– Что «что»? Не так что-то! Солнце сильное, чаще людей слышать стал, страшно это. До сих пор привыкнуть не могу и раньше я только страдальцев слышал, а сейчас почти всех, и все мысли, и хорошие, и плохие, и никакие, просто как телевизор смотрю. Если бы я только это в себе открыл, точно бы с ума сошел.
– Так что ж ты меня тогда все дураком называешь? Я же просто в шоке.
– А тебя дураком называю, ты в себя сразу приходишь, гордыня твоя сильнее страха, – подмигнул мне мужик.
– Ок, зачем мне эта инфа? Из Москвы я, тут вообще случайно отдыхаю, если бы не баба Маня с ее гостеприимством, ваше село проехал бы, не взглянув.
– Так Мария мне про тебя и рассказала.
– Что?
– Она женщина непростая, – с уважением произнес Федор Михайлович. – В свое время Буйнова и Бабкину в пятидесятых годах на свет принимала, а до этого в танковом была, на фронт молодняком пошла, мощная женщина. Чует она во мне что-то, но молчит, просто иногда заходит и, как бы, новости рассказывает. Вот и про тебя рассказала, говорит, посмотрел бы мальчишку. Ну я и посмотрел. Что то есть в тебе, хотя, сделав паузу, может просто запутался я на старости лет.