Джакаре Джек всегда принадлежал к роду «чистых» пиратов, то есть тех, кто был мало кровожаден и чья единственная цель заключалась в том, чтобы разбогатеть как можно быстрее и уйти на покой, наслаждаясь плодами своего нелёгкого труда.
Шотландец отлично знал, что потопленный корабль ограбить во второй раз невозможно, а капитан, которого плохо обошли, никогда снова не сдастся мирно. Поэтому во время абордажей он старался, чтобы его люди применяли только строго необходимую силу.
Так он со временем добился того, что его чёрный флаг с кайманом и черепом вызывал у встречных кораблей скорее облегчение, чем ужас: моряки были уверены, что в условиях полных опасностей морей эта чёрная эмблема гарантировала относительную безопасность.
С октября по март он патрулировал торговый путь, примерно в ста милях к востоку от Барбадоса, нападал на одиночные корабли, опустошал их трюмы, а если груз был слишком велик, чтобы его забрать, отправлял судно в укромную бухту среди островков Рамо, Батё и Барандаль на юге Гренадин. Это место было столь хорошо защищено предательскими рифами, что любой, кто не знал в точности узкие проходы, неизбежно садился бы на мель и становился лёгкой добычей для пушек.
На близлежащем, гораздо большем, но необитаемом острове Майеро он основал то, что с помпой называл «зимними казармами». Хотя, справедливости ради, под этим громким названием скрывались всего две дюжины глинобитных хижин с соломенными крышами, щедро снабжённых, правда, ромом, отличной едой и женщинами лёгкого поведения.
Таким образом, с полугодовыми каникулами на райском острове – с апреля по сентябрь – и другой половиной года, посвящённой весьма продуктивной и малорискованной работе, Джакаре Джек удавалось поддерживать счастье и удовлетворение среди большинства своей команды. Хотя иногда находились недовольные, настаивавшие на том, что настоящая пиратская жизнь должна быть чем-то большим, чем эта странная смесь торгашества и разбоя.
Ответ шотландца на такие жалобы всегда был одинаков:
– Здесь командую я. И если кто-то не согласен и хочет уйти, пусть поднимет руку, чтобы я смог повесить его на рее. Я не позволю, чтобы какой-нибудь ублюдок дезертировал и выдал, где мы прячемся.
Как можно догадаться, никто никогда не поднимал руку, и жизнь продолжалась своим чередом в те годы, когда Себастьян Эредия Матаморос взрослел среди одних из самых суровых людей на планете.