За завтраком Слоан встревоженно косится на меня, пока я давлюсь папиным омлетом. На вкус ничего, но есть тяжело. И не потому, что у меня расстройство пищевого поведения, а потому что у меня нет аппетита. Живот крутит узлами после вчерашнего потрясения.
Фенн врал мне несколько месяцев.
Месяцев.
Держал меня за руку, обнимал, позволял рыдать у себя на плече. Слушал, какой ужасной была та авария. Как она разрушила мою жизнь. Я лишилась всех друзей. Школы. Репутации.
Да, я понимаю, что в самой аварии Фенн был не виноват – Слоан сказала, по записи на камерах ясно, что за рулем был не он. Но это никак не отменяет того факта, что он соврал. И что я могла умереть, лежа там, на холодном берегу, без сознания, истекая кровью из раны на голове.
Я могла умереть.
Опять чувствую на себе взгляд Слоан и запихиваю в рот последний кусок омлета. Нужно заканчивать с этим завтраком. Ни на что из этого у меня сейчас нет сил. Замкнутый круг чрезмерной защиты и агрессивной заботы, который случается каждый раз, как папа говорит сестре, что у меня опять кукушка поехала.
Дождавшись, пока папа уйдет, Слоан наконец-то озвучивает свои мысли:
– Эр Джей поговорил с Фенном.
Скрипя ножками стула по деревянному полу, я резко отталкиваюсь от стола и иду выкидывать остатки завтрака в раковину. Собаки бегут за мной в надежде, что что-нибудь упадет на пол, а оттуда – в их голодные пасти.
– Буду в машине, – бормочу я, выходя из комнаты.
Моя жизнь уже несколько месяцев не принадлежит мне. Все считают, что им можно в нее лезть или что они в ней за что-то ответственны. И все насильно пропихиваются в самый центр. И никто меня не слушает. Всем кажется, что мои слова – это загадка, которую нужно решить. А на самом деле иногда мне просто хочется, чтобы меня оставили в покое.
Но по дороге в школу Слоан не выдерживает.
– Знаю, ты не хочешь об этом говорить, – начинает она.
– Но ты все равно попытаешься. – Не отвожу глаз от лобового стекла.
– Ты говорила с Фенном?
«Пожалуйста, не уходи».
Сердце взвизгивает в агонии, вторя его мучительным мольбам, отдающимся эхом в моей голове.
Боже. Мне не забыть реку боли в его голубых глазах в тот момент, когда он просил меня не уходить. Но в то же время воспоминание лишь поджигает во мне искру ярости. Как он посмел на меня так смотреть? Как будто это