Ещё я помню, что у деда была очень интересная комната. Её стены были увешаны чёрно-белыми фотографиями, а на полках расставлены всякие непонятные железяки с разноцветными рисунками. И отдельно от этих побрякушек, на самой центральной полке лакированного шифоньера за стеклянной дверцей ютился спичечный коробок. Дед не говорил, что в нём находится, и ругался на каждого, кто, как ему казалось, задерживал на этом коробке свой взгляд. При этом он не обращал внимания, когда мы с друзьями брали другие железяки, чтобы их порассматривать.
Когда деда не стало, родители стали разбирать его комнату. Они аккуратно собрали все фотографии со стен и железяки с полок. Конечно, тот самый коробок тоже решили убрать. Отчего-то я очень отчётливо помню, как мы всей своей небольшой семьёй собрались за столом и поставили коробок в его центр. Дедушка был папиным отцом, поэтому и вскрыть коробок он захотел лично. И папа так долго держал его в руках, рассматривая каждую его сторону, что мне казалось, будто время остановилось. А когда, наконец, его пальцы вытолкнули внутреннюю часть, на стол высыпалось несколько камешков. Они были кривыми и неказистыми, и больше напоминали какой-то мусор. Я не понимал, почему мой дед оберегал такой хлам, и уже собирался спросить об этом папу, но остановился, не в силах выдавить из себя ни слова, стоило мне заметить слëзы в его глазах. Кажется, мама тоже не совсем понимала, что происходит. Она смотрела на папу, явно ожидая разъяснений, и тогда он, вытерев лицо рукавом, сказал:
– Отец никогда этим не хвастался, но он был танкистом во времена Великой Отечественной. Все четыре года провёл на фронте, и дошёл до самого Берлина. Он помогал брать здание Рейхстага. На дне коробка написана дата – первое мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Видимо, эти камешки – его обломки. По крайней мере, очень на них похожи…
Папа тогда произнёс много слов, которых я не знал, и, видя это, потрепал меня по плечу и сказал с хрипотцой в голосе:
– Когда-нибудь, в школе, вам обязательно расскажут, что такое война. Мой отец всегда говорил, что лучше всего изучать её лишь по учебникам и картинкам…
***
Тогда я не понимал, ни почему были слëзы в папиных глазах, ни почему дедушка столько лет хранил какие-то обломки. Но теперь, каждый раз затягивая ремень на шлеме и держа руку на курке автомата, я прокручиваю в своей голове эти слова снова и снова. Я слышу папин голос.