На следующую ночь ущерб поголовью составил уже двенадцать овец. Шалыш обеспокоился не на шутку. Он решил выследить и убить вора. Вокруг стойбища разжег костры, забрался в середину стада, сел на шкуру, ружье положил на колени, принялся ждать.
Шел мелкий снег. Около двух часов ночи что-то резкое, тонкое, холодное донеслось из темноты, пронзило мозг, и пастух вырубился. Это произошло так быстро, так внезапно, словно у него имелся выключатель и кто-то его перещелкнул.
Когда очнулся, увидел, что вся отара, жеребец, лежат неподвижно. Шалыш подумал, что они мертвы. В голове было пусто, как в пересохшем колодце. Ощущал себя потерянным, апатичным, как после перепоя. Ходил между овцами и таращил оловянные глаза. Остановился возле одной, приложил ухо к ребрам. Сердце билось ровно, кроме того, животное дышало. Живыми оказались и остальные, кроме двух окоченевших и девяти пропавших.
В этот раз чабан испугался до жути. Первым порывом было бросить стадо и бежать. Возможно, так бы и поступил, если бы не Добряк. Жеребец очнулся одним из последних. К этому времени рассвело, и мрачные мысли ушли вместе с темнотой.
Не перекусывая, Шалыш запрыгнул на жеребца и погнал стадо по снегу, который стал еще глубже. Гнал и гнал, не останавливаясь, не дожидаясь отставших. Не бросал отару лишь из-за стыда перед отцом. Страх хлестал его почище заправского погонщика. Пастух понимал, что вместе с овцами стал добычей мистического зверя, которому сразу дал имя «Шайтан».
Нечто невообразимое, жуткое он увидел во второй половине дня, когда мутное солнце, задернутое снежным тюлем, перевалило зенит и клонилось к вершинам гор. И то, не сразу – разглядеть белое на белом непростая задача. Лишь по черным точкам с обеих сторон белого продолговатого тела заметил нечто. Оно двигалось необычайно мягко и плавно, снизу по склону, прямо по следу отары. Присмотревшись, пастух не поверил глазам. Оно парило в нескольких метрах над землей, волоча за собой по снегу длинных белых червей.
В этот раз Шалыш не раздумывал, сунул Добряку шенкелей, цокнул и еще добавил нагайкой. Жеребец рванул с места в галоп. По глубокому снегу не особенно разбежишься. Добряк еле дотянул до ближайшего леска. Из ноздрей струями, как из сапуна перегретого котла, шел пар. Мокрое от пота тело дымилось. Чабан соскочил с седла, последние метры до деревьев тянул ослабевшее животное. Не давал ложиться ему на снег, дергал за узду, толкал в бока и смотрел, как шайтан приближается к отаре.