Мне было двадцать восемь, когда я расстался с женой.
Дело давно шло (катилось, как шар по наклонной плоскости!..) к разводу – как бы я ни старался уверить себя, что «все у нас с Айнурой хорошо». Что «временные трудности как-то сами собою рассосутся».
О, я любил, я по-настоящему любил жену!.. Но мы с моей Айнурой оказались разными. Запредельно разными.
Я был тот еще пушистый зайчик. Нежный и ранимый романтик – комфортно чувствовавший себя только в красочном мирке своих фантазий. Тогда как для реалистки Айнуры твердая почва под ногами была дороже погони за вечно ускользающей мечтой.
Моими стихами и романами, пылкими признаниями и сюрпризами вроде цветов и бижутерии – жена наелась еще в первые полтора или два года нашего брака. Удивительно, что мы тянули общую лямку так долго!.. Сколько лет героическая тюркская красавица не оставляла надежды, что я поумнею, остепенюсь, завоюю нам достойное место под солнцем!..
Конец был такой, какой предвидел бы и самый неопытный психолог. Айнура манула на меня рукой – и сделала все сама. Устроилась в одну крупную фирму сервисным инженером – и скоро выросла до начальницы отдела. А я так и остался диким бедным пролетарием, который по выходным строчит романтическое фэнтези.
Развод меня опустошил. Надломил. Я провалился в глубокую черную хандру. У меня отняли самое дорогое мое сокровище.
Год после развода был тяжелейшим в моей жизни. Как зомби – таскался я на работу. Механически выполнял свои обязанности. Сдав смену – возвращался домой. Забыв поужинать – падал на постель и гипнотизировал потолок. Пока меня не окутывал туманом тревожный сон.
Аппетит отшибло напрочь. Я просто не чувствовал голода. Тем более, что еда стала безвкусной, как туалетная бумага. За целый день я мог выпить только стакан воды или сока. Через силу сжевать кусочек хлеба.
По ночам мне снилась бывшая жена. Память – как нарочно – воскрешала самые счастливые моменты нашей с Айнурой совместной жизни.
Я видел, как мы гуляем в летнем парке. Запиваем лимонадом сладкую вату. Нежный смех красавицы-жены звучал у меня в ушах.
Я просыпался – и плакал. Плакал. Кусал губы чуть ли не до крови.